– Точно так, господин Рязанов.
– А вот я бывал в Гелуане… – затянулся Иван Иванович. Египетский табак оказался крепковат. – Матушка почитала меня слабогрудым и отчего-то решила, что надобно свозить в Египет. Правда, толком ничего и не помню – мал был.
– Вижу, скучаете здесь, у Миклашевских?
– Порыбачил с утра… Люди добрейшие.
– Не отнять, не отнять. Вы вот сказали – порыбачили. А насчет охоты как?
– Да я сам хотел про то заговорить. Прослышал, вы затеяли стрелять медведя, который на окрестности жуть нагоняет.
– Непонятно все с этим медведем, – озабоченно сказал Шкирятов. – Что-то не верится мне в такое его поведение, уж медведей я за свою жизнь премного повидал. Потому и собираюсь устроить экспедицию, вот только охотников в здешнем крае не сыскать. Был бы весьма благодарен за соучастие.
– Я с удовольствием, да кто ж еще с нами?
– Мужиков-то найти нетрудно, а из прочих только господин Каратыгин.
– Каратыгин? Позвольте, мне говорили, что он в охоте не силен.
– Зато собаки у него знатные. Полагаю, послезавтра и поедем. Если у вас платья подходящего не имеется, могу предоставить свое, мы, слава богу, схожей комплекции.
– Был бы благодарен, господин штабс-капитан.
– Вот и замечательно. Осмелюсь спросить: а вы, господин Рязанов, по какой части?
– По правоведению.
– Верно. Я и забыл, ведь милейший Афанасий Адамович мне говорил про то. Может быть, еще коньяку?
– Почему бы и нет?…
Арап ждал в условленном месте, сидя на травке и глядя на воду. Заприметив Ивана Ивановича, он поднялся и сказал:
– Доброе утро, господин Рязанов!
– Доброе утро, господин Моисей, – ответствовал Рязанов и бросил удочки на берег. Ловить сегодня рыбу он не собирался, снасти взял исключительно для виду.
Арап на «господина» никак не реагировал, спросил спокойно:
– Обдумали ли вы мое предложение?
– Вы говорите о желании стать моим слугою? Если я более никак не могу вам помочь – что ж, я согласен. Но прежде вы должны ответить на интересующие меня вопросы – такое мое условие. И первый из них будет таков: для чего вы взяли с собою револьвер?
Арап охлопал себя руками по бокам.
– У вас наметанный глаз, – похвалил он. – Я полагал, что револьвер мой не виден.
– Он и не был виден, пока вы сидели, – сказал Иван Иванович, – но стал заметен, как только вы поднялись. Зачем он вам?
– Для самозащиты, – отвечал арап. – Я боюсь.
– Кого?
– Да вы, верно, догадываетесь. Того, кто убил графа де Гурси и его семью. Хотя револьвер не слишком мне поможет. Вот что, господин Рязанов… вы знаете, кто или что такое алука?
– Алука?
Иван Иванович порылся в памяти. Слово было знакомое, но никак не получалось открыть заветный ларчик в памяти, в коем оно лежало.
– Нет, пожалуй, – признался он.
– В этом нет ничего удивительного, – сказал Моисей. – Вы зовете их иначе.
– И как же?
– Вампирами, упырями. Однако вам бы надобно знать, что существа эти слишком разнятся между собою: думаю, есть такие, что подходят к привычным описаниям, но есть и те, о которых не знаем ни я, ни вы. Главное, что их всех объединяет, – они не люди и используют для восстановления жизненных сил человеческую кровь.
– Я вполне допускаю, что такие существа есть, – спокойно сказал Иван Иванович. – Это даже не противоречит церковным канонам, ведь если существует господь с ангелами, то против него обязательно должен быть сатана с бесами. Бес ли, вампир ли – как ни называй, сущность одна: зло. Но мне ни разу не доводилось сталкиваться с подобными созданиями, чью бы сторону они ни представляли – зла или добра, хотя я и испытываю к ним чрезвычайный интерес. Но продолжайте. Какое же отношение между алукой и смертью господина де Гурси?
– Графа убил алука, – сказал арап, тревожно озираясь.
– Алука?! Вы хотите сказать – вампир?
– О да! Я с детства учился бороться с ними и лишь потому спасся.
Рязанов понимал, что арап не шутит, но верить Моисею не хотелось.
– И что же этот ваш алука, откуда он взялся?
– Алука, господин Рязанов, по сути своей есть демон пустыни. Потому я и сам не ведаю, откуда он взялся здесь, в столь отличном от обычного своего обитания месте.
– Демон пустыни?
– Да, господин Рязанов.
– Но только что вы говорили о вампире… А потом, какая здесь, в России, пустыня?!