Ага, вот оно что, живем в другое время, подумал Юханссон. Похоже, он действительно в это верит.
— Кто сбросил тебе эту информацию? Назови имя, — попросил Юханссон.
— Не могу. — Полковник передернул плечами. — А почему — ты знаешь лучше меня.
— И все же ты мне его назовешь, — сказал Юханссон, сделавшись вдруг похожим на верного оруженосца Берга комиссара Перссона.
Если не хочешь повторить судьбу твоего коллеги Веннерстрёма,[33] подумал он.
— Как правило, мы свои источники не раскрываем, — неуверенно произнес полковник. — Ладно, в данном случае я могу сделать исключение, поскольку они сами дали нам зеленый свет на сброс информации в вашу контору.
Интересно, с чего это ЦРУ решило, что они могут рулить у нас, как у себя дома? — раздраженно подумал Юханссон, чувствуя, что у него поднимается давление.
— Как я уже говорил, мы встречаемся иногда… В тот раз совсем неформально, дело шло к Рождеству, мы отлично поужинали в Карлберге, а потом один из них прочитал блестящую лекцию. Этот парень у них — живая легенда. А то, что он рассказал, было очень интересно и в то же время забавно. Он подошел ко мне после ужина и спросил, не интересует ли нас подобная информация, я, разумеется, сказал: да, интересует, и он пообещал вернуться к этому вопросу. Буквально через пару дней позвонил один из наших людей при их посольстве и рассказал что и как. Наши аналитики тоже присутствовали, и у нас нет сомнений, что товар настоящий.
— Больше никаких сведений не поступало? — спросил Юханссон.
Либо он наивен до крайности, либо просто-напросто меня разыгрывает, подумал он.
— Пока нет, — вздохнул полковник. — Фамилия этого парня Лиска. Майкл Лиска родился в Венгрии во время войны, подростком левачил, после событий пятьдесят шестого года эмигрировал в Штаты. Здоровенный мужик лет шестидесяти по кличке Медведь. Майкл — Медведь — Лиска, — повторил полковник и скроил мину максимальной искренности — выражение лица человека, облегчившего сердце и не имеющего ровным счетом ничего добавить к своей исповеди.
— Ну и херня! — с чувством произнес, выслушав историю Перссона, Викландер, который почти никогда не употреблял бранных слов.
— Я же тебе говорил, что это за тип, — сказал Перссон. — Хочешь еще один совет?
Что ни говори, а этот парень, Викландер, похож на настоящего полицейского, подумал он.
— С удовольствием.
Не так уж страшен этот Перссон, когда найдешь с ним общий язык, промелькнула у Викландера мысль.
— У нашей работы есть такая особенность… Старайся не принимать все слишком близко к сердцу, а то тебе привидения начнут мерещиться среди бела дня.
— Да уж. Я тоже об этом думал.
И в самом деле думал, проверил он себя.
— Никогда не забывай, что ты полицейский, — серьезно сказал Перссон. — Сохраняй дистанцию, не запутывайся в мелочах и не иди на уступки.
Придя на работу, Юханссон первым делом вызвал к себе начальника отдела контрразведки и попросил навести справки о давнем агенте ЦРУ по имени Майкл — Медведь — Лиска.
Когда тот ушел, в кабинете появилась секретарша и сообщила, что комиссар Анна Хольт просит принять ее как можно скорее.
— Пусть заходит, — разрешил Юханссон.
Вот и кончился мир под оливами, подумал он.
— Это пальцы Штейн, — доложила она лаконично. — И на мойке, и на дверце.
Распишитесь в получении, подумала она.
— Вот оно что… — задумчиво протянул Юханссон.
Как будто кто-то сомневался.
— И что теперь будем делать? — Хольт вопросительно поглядела на шефа и слабо улыбнулась. — Решать тебе.
— Есть предположения, когда эти отпечатки там появились? — спросил Юханссон. — То, что она была в его квартире, ясно даже такому старику, как я. Меня интересует время.
Вот теперь это похоже на того Юханссона, о котором я столько слышала, подумала Хольт.
Она рассказала о педантичной и требовательной натуре Эрикссона, о его польской уборщице, которая работала на совесть, несмотря на жалкую оплату. Это может помочь им определить время, когда Штейн была у Эрикссона.
— Уборщица бывала у него каждую пятницу. Эрикссона убили в четверг вечером. Я почти уверена, что мойка после нее сверкала идеальной чистотой, так что отпечатки оставлены не раньше второй половины дня предыдущей пятницы, то есть после ее последней уборки, и не позже того вечера, когда он был убит, это около недели.