Последние отзывы

  127  

— Нет, не прошло. Большинство считает, что правительство захотело дать военным щелчок по носу, и, учитывая особенности личности Хелены Штейн, им это удалось. Она расходится с вояками по всем пунктам, ее взгляды на оборонную политику легко сформулировать.

— Ты о чем? — спросил Юханссон.

— Два «н» и одно «р»: нейтралитет, нет — вступлению в НАТО и разоружение.

— Ну, она не одна такая, — заметил Юханссон. Он, собственно, придерживался близкой точки зрения, что, впрочем, учитывая его внешность и страсть к охоте, никому и в голову не приходило.

— Может быть, и не одна, однако среди ее предшественников таких не было. При этом Штейн как оборонный стратег стоит намного выше и своих противников, и единомышленников, что особенно чувствуется, когда речь заходит об оборонной промышленности и торговле военной продукцией.

— В каком смысле?

— Проще всего объяснить на примере, — сказал генеральный. — Скажем так: ее точка зрения вряд ли совместима с тем, что мы экспортируем и импортируем оборонную продукцию не только в страны НАТО или другие западные демократические государства, но продаем ее и менее, мягко говоря, демократическим режимам, уютно разместившимся в черных списках.

— Вот тебе и раз!

— Да-да. СААБ и другие подобные предприятия делают на этом немалые деньги — речь идет как минимум о тридцати миллиардах в год, считая экспорт, импорт плюс гражданский сектор. Мы же продаем не только истребители, подлодки, пушки, мины, взрывчатку и оптические прицелы. Еще и грузовики, вентиляционные системы, электронику, даже упаковку для замороженных продуктов — вся это вроде бы мирная чепуха составляет весомую статью в военной коммерции.

— Тогда это не просто щелчок по носу — назначить Штейн замминистра обороны, — сказал Юханссон. — Это скорее апперкот.

Или как железной трубой по кумполу, да еще со спины, подумал он.

— Штейн — гениальная баба, — заявил генеральный, которого, очевидно, веселила вся эта история. — Она не упускала случая обсудить вопросы, связанные с торговлей оборонной продукцией, с практической и идеологической точек зрения, а главным образом — с правовой. Причем обсуждения затевала на высоком уровне, постоянно предупреждала о моральных, политических, юридических и экономических последствиях того или иного решения.

— Не думаю, чтобы господа фуражкины были в восторге.

— Чего нет, того нет. Они перепугались до смерти… Ладно, давай вернемся к посольству. Если я правильно понял, некоторое время назад кто-то вернул какие-то данные в нашу базу данных о шведских пособниках террористов.

— Да, — подтвердил Юханссон. — Насколько мне известно, мы сделали это по совету наших американских коллег. Конкретно — была восстановлена информация о Веландере и Эрикссоне. Странно, потому что оба давно мертвы. И ни слова о Тишлере и Штейн, хотя они оба живы.

— Почему Берг принял такое решение?

— Как он говорит, тому было несколько причин. С одной стороны, он включил их в регистр просто на всякий случай — мертвым никакие неприятности не грозят. А с другой — и это главное, — ему пообещали еще какие-то сведения, и он не хотел, чтобы важная информация, которая, чем черт не шутит, могла последовать за этой, повисла в воздухе, не будучи привязана к конкретным именам в регистрах. Лично я думаю, что здесь сыграла роль и его болезнь.

— Перестал держать удар? — предположил генеральный директор.

— Может быть, отчасти… К тому же стал излишне осторожным, не решился отказать американцам.

— Но ты считаешь, что за этим стоит что-то еще?

— Да, — твердо сказал Юханссон. — Возможно, у меня начинается профессиональная паранойя, но я уверен, что американцы просто хотели открыть канал, чтобы сливать нам компромат на Штейн — если им понадобится. Мне трудно поверить, что речь шла о ком-то другом, учитывая ее, пусть и ничтожное, участие в инциденте с посольством.

— А что думает по этому поводу Берг?

— Он считает, что я ошибаюсь. Все стратегические предпосылки для таких хитростей исчезли с развалом Советов.

— А что думаешь ты по поводу того, что думает Берг? — не унимался генеральный.

— Что ошибается он. Особенно после того, что ты рассказал мне про Штейн.

— Ну и как, поступила еще какая-нибудь информация? Я имею в виду — на Штейн? Если принять твою теорию, самое время подсуетиться, учитывая ее предстоящее назначение.

  127