140 
Этот второй род смещения, имеющий место при образовании сновидений, имеет не только большой теоретический интерес: он чрезвычайно пригоден и для разъяснения той мнимой фантастической абсурдности, которой маскируется сновидение. Смещение совершается обычно таким образом, что бесцветное и абстрактное выражение мысли, лежащей в основе сновидения, заменяется более пластичным, конкретным. Выгода, а тем самым и цель такой замены очевидны. Конкретное доступно для изображения в сновидении, оно может вылиться в форму ситуации; абстрактное же выражение доставило бы изображению в сновидения такие же приблизительно трудности, как, например, политическая статья иллюстрированию ее в газете. Но от этой замены выигрывает не только изобразимость элемента, но и интересы процесса сгущения и цензуры. Когда абстрактно выраженная мысль переводится на конкретный язык, то между этим новым ее выражением и остальным материалом сновидения легче находятся точки соприкосновения, которые необходимы сновидению и которых оно ищет: конкретные выражения в каждом языке вследствие развития его допускают более обширные ассоциации, нежели абстрактные. Можно представить себе, что большая часть промежуточной работы при образовании сновидения, которое старается свести отдельные мысли к возможно более сжатым и единообразным их выражениям, совершается именно таким образом, путем соответственного словесного преобразования отдельных мыслей. Мысль, выражение которой по каким-либо причинам не поддается изменению, окажет несомненное влияние на выражение другой. Аналогично этому обстоит дело с работой поэта. При сочинении стихотворения каждая последующая строка его должна удовлетворять двум условиям: она должна содержать необходимый смысл, а словесное выражение этого смысла должно рифмоваться с предыдущей строкой. Наилучшие стихотворения бесспорно те, где старание подыскать рифму незаметно, где обе мысли обоюдным воздействием сразу получили словесное выражение, которое при незначительной последующей обработке дает рифму.
В некоторых случаях замена словесного выражения способствует процессу сгущения еще более кратким путем: находится выражение, которое, будучи двусмысленным, воплощает собою не одну мысль. Роли, играемой словами в образовании сновидений, удивляться не проходится. Слово как узловой пункт различных представлений может воплощать собою самый различный смысл, и неврозы (навязчивые представления, фобии) так же часто используют выгоды, представляемые словом для сгущения и маскировки, как и сновидение. То, что замаскировывающая деятельность сновидения выигрывает при замене словесного выражения, не подлежит ни малейшему сомнению. Замена двух слов с определенным смыслом одним двусмысленным чрезвычайно легко может ввести в заблуждение; замена обыденного и простого выражения фигуральным останавливает наше внимание особенно еще потому, что сновидение никогда не указывает, следует ли толковать его элементы в прямом или в переносном смысле и искать ли соответственных им элементов в материале сновидения непосредственно или при помощи обратной замены словесных выражений. При толковании каждого элемента сновидения возникает сомнение:
а) следует ли брать его в положительном или в отрицательном смысле (отношение противоречия);
б) толковать ли его исторически (как воспоминание);
в) или же символически;
г) толкование должно опираться на его словесное выражение.
Несмотря на это, можно все же сказать, что сновидение, не имеющее вовсе в виду быть доступным для понимания, не представляет толкователю больших трудностей, чем, например, древние иероглифы их читателям. Я приводил уже несколько примеров сновидений, в которых двусмысленность выражений играет видную роль («Рот все же открывается» в сновидении об инъекции Ирме, «я все-таки не могу уйти» в последнем моем сновидении и так далее). Сейчас я сообщу сновидение, в анализе которого на первом плане стоит конкретизация абстрактной мысли. Различие между таким толкованием и толкованием при помощи символики очевидно: при символическом толковании ключ символизации избирается произвольно; при нашем же методе ключ этот общеизвестен и дается общеупотребительными оборотами речи. При наличии подходящей мысли сновидения такого рода можно разрешать целиком или отчасти и без помощи самих субъектов.
Одной знакомой даме приснилось:
«Она в опере. Лают Вагнера; представление затянулось до три четверти восьмого утра. В партере расставлены, столы; публика ест и пьет. За одним из столов сидит ее кузен, только что вернувшийся из свадебного путешествия, со своей молодой женой; вместе с ними какой-то аристократ. Про последнего говорят, что молодая женщина привезла его с собой из свадебного путешествия, все равно как привозят с собой шляпу. Посреди партера возвышается башня с платформой наверху, окруженной железной решеткой. Там стоит дирижер, напоминающий лицом Ганса Рихтера, он бегает все время по платформе, страшно потеет и управляет оркестром, расположенным внизу, у подножия башни. Сама она сидит с подругой (тоже моей знакомой) в ложе. Ее младшая сестра подает ей из партера большой кусок угля и говорит, что она не знала, что так затянется и что она, наверное, очень озябла. (Как будто ложи отапливаются во время долгого представления)».
140 
