Последние отзывы

  17  

Лейтенант Таншон подошел к эшафоту и обратился к палачу:

– Приготовьтесь, мастер.

Тот дал знак своим помощникам на другом конце площади. Видно было, как лошади, пробираясь через толпу, оставляли после себя, подобно кораблю в море, волнующуюся борозду, которая постепенно сглаживалась.

То были собравшиеся на площади зрители: быстрое движение коней оттесняло их в разные стороны или сбивало с ног. Но взбаламученное море тотчас же успокаивалось, и часто те, кто стоял ближе к эшафоту, оказывались теперь сзади, ибо более сильные раньше их заполняли пустое пространство.

Когда лошади дошли до угла Ваннери, можно было заметить, как некий, уже знакомый нам красивый молодой человек соскочил с тумбы, на которой стоял: его столкнул с нее мальчик лет пятнадцати – шестнадцати, видимо, страстно увлеченный ужасным зрелищем.

То были таинственный паж и виконт Эрнотон де Карменж.

– Скорее, скорее, – шептал паж на ухо своему спутнику, – пробивайтесь вперед, пока можно, нельзя терять ни секунды.

– Но нас же задушат, – ответил Эрнотон, – вы дружок мой, просто обезумели.

– Я хочу видеть, видеть как можно лучше, – властно произнес паж; чувствовалось, что это приказ, исходивший от существа, привыкшего повелевать. Эрнотон повиновался.

– Поближе к лошадям, поближе к лошадям, – сказал паж, – не отступайте от них ни на шаг, иначе мы не доберемся.

– Но пока мы доберемся, вас разорвут на части.

– Обо мне не беспокойтесь. Вперед! Вперед!

– Лошади начнут брыкаться!

– Хватайте крайнюю за хвост: в таких случаях лошади никогда не брыкаются.

Эрнотон помимо воли подчинился странному влиянию мальчика. Он послушно ухватился за хвост лошади, а паж, в свою очередь, уцепился за его пояс.

И среди всей этой толпы, волнующейся, как море, густой, словно колючий кустарник, оставляя на дороге то клок плаща, то лоскут куртки, то даже гофрированный воротник рубашки, они вместе с лошадьми оказались наконец в трех шагах от эшафота, где в судорогах отчаяния корчился Сальсед.

– Ну как, добрались мы? – прошептал юноша, еще переводя дух, когда почувствовал, что Эрнотон остановился.

– Да, – ответил виконт, – к счастью, добрались, я уже обессилел.

– Я ничего не вижу.

– Пройдите вперед.

– Нет, нет, еще рано… Что там делают?

– Вяжут петли на концах канатов.

– А он, он что делает?

– Кто он?

– Осужденный.

– Озирается по сторонам, словно насторожившийся ястреб.

Лошади стояли у самого эшафота, так что помощники палача смогли привязать к рукам и ногам Сальседа постромки, прикрепленные к хомутам.

Когда петли канатов грубо врезались ему в лодыжки, Сальсед издал рычание.

Тогда последним невыразимым взглядом он окинул огромную площадь, так что все сто тысяч зрителей оказались в поле его зрения.

– Сударь, – учтиво сказал ему лейтенант Таншон, – не угодно ли вам будет обратиться к народу до того, как мы начнем?

И на ухо осужденному он прошептал:

– Чистосердечное признание… и вы спасете свою жизнь.

Сальсед заглянул ему в глаза, проникая до самого дна души. Взгляд этот был настолько красноречив, что он, казалось, вырвал правду из сердца Таншона и притянул к его глазам так, что вся она раскрылась перед Сальседом.

Тот не мог обмануться; он понял, что лейтенант вполне искренен, что он выполнит обещанное.

– Видите, – продолжал Таншон, – вас покинули на произвол судьбы. Единственная ваша надежда то, что я вам предлагаю.

– Хорошо! – с хриплым вздохом вырвалось у Сальседа. – Угомоните толпу. Я готов говорить.

– Король требует письменного признания за вашей подписью.

– Тогда развяжите мне руки и дайте перо. Я напишу.

– Признание?

– Да, признание, я согласен.

Ликующему Таншону пришлось только дать знак: все было предусмотрено. У одного из лучников находилось в руках все: он передал лейтенанту чернильницу, перья, бумагу, которые тот и положил прямо на доски эшафота.

В то же время канат, крепко охватывавший руку Сальседа, отпустили фута на три, а его самого приподняли на помосте, чтобы он мог писать.

Сальсед, очутившись наконец в сидячем положении, несколько раз глубоко вздохнул и, разминая руку, вытер губы и откинул влажные от пота волосы, которые спадали к его коленям.

– Ну, ну, – сказал Таншон, – садитесь поудобнее и напишите все подробно!

  17