Это рассуждение заставило Сент-Малина от гнева перейти к самому беспросветному отчаянию, особенно когда он увидел из ложбинки, где находился, как Эрнотон молча пришпорил своего коня и помчался наискось по какой-то дороге, видимо, по его мнению, кратчайшей.
У людей, по-настоящему вспыльчивых, кульминация гнева – вспышка безумия.
Некоторые принимаются бредить.
Некоторые доходят до полного физического и умственного изнеможения.
Сент-Малин машинально вытащил кинжал: на один миг у него мелькнула мысль вонзить его себе в грудь по самую рукоятку.
Никто, даже он сам, не мог бы отдать себе отчет в том, как невыносимо страдал он в эту минуту. Подобный приступ может привести к смерти, а если выживешь – то постаревшим лет на десять.
Он поднялся по береговому откосу, руками и коленями упираясь в землю, пока не выбрался наверх.
Там он в полной растерянности устремил взгляд на дорогу: на ней ничего не было видно.
Справа исчез Эрнотон, помчавшийся, как видно, вперед. Прямо перед собой Сент-Малин уже не видел своего коня – он тоже скрылся.
В лихорадочно возбужденном мозгу Сент-Малина сменяли одна другую мрачные мысли, в которых он гневно ополчался и на других, и на себя самого, как вдруг до слуха его донесся конский топот, и справа, на дороге, избранной Эрнотоном, он увидел всадника.
Всадник вел под уздцы вторую лошадь.
Таков был результат предпринятого Карменжем маневра: он взял вправо, зная, что, если убегающую лошадь преследовать, она от страха помчится еще быстрей.
Поэтому он поскакал в обход и наперерез нормандцу и стал поджидать коня, загородив ему путь на узкой дороге.
Когда Сент-Малии увидел это, радость захлестнула его: он ощутил внезапный прилив добрых чувств, благодарности, взор его смягчился, но лицо тотчас же омрачилось: он понял все превосходство Эрнотона, ибо должен был признаться в глубине души, что, будь он на месте своего спутника, ему и в голову не пришло бы поступить таким же образом.
Благородство этого поступка сокрушило Сент-Малина: он ощущал его, оценивал и невыразимо страдал.
Он пробормотал слова благодарности, на которые Эрнотон не обратил внимания, яростно схватил поводья лошади и, несмотря на боль во всем теле, вскочил в седло.
Эрнотон не произнес ни слова и шагом проехал вперед, поглаживая своего коня.
Как мы уже говорили, Сент-Малин являлся искусным наездником. Приключившаяся с ним беда вызвана была чистой случайностью. После короткой борьбы, в которой он на этот раз взял верх, он заставил коня подчиниться и перейти на рысь.
Уязвленная гордость долго спорила в нем с чувством благопристойности. Наконец он еще раз сказал Эрнотону:
– Благодарю вас, сударь.
Эрнотон лишь слегка склонился в его сторону, дотронувшись рукой до шляпы.
Дорога показалась Сент-Малину бесконечной. Около половины третьего они заметили человека, который шагал в сопровождении пса. Человек отличался высоким ростом, на боку у него висела шпага. Это был не Шико, хотя руки и ноги были у него не короче.
Сент-Малин, все еще покрытый с ног до головы грязью, не смог удержаться: он увидел, что Эрнотон проехал мимо этого человека, не обратив на него ни малейшего внимания.
В уме гасконца злобной молнией сверкнула мысль, что он может поймать своего спутника на допущенной им ошибке. Он подъехал к идущему по дороге человеку.
– Путник, – обратился он к нему, – вы ничего не ждете?
Путешественник окинул взглядом Сент-Малина, – надо признаться, вид у того был не очень приятный.
Лицо, еще искаженное пережитым приступом ярости, не просохшая на одежде грязь, свежие следы крови на щеках, нахмуренные густые брови, лихорадочная дрожь руки, протянутой к нему скорее угрожающе, чем вопросительно, – все это показалось пешеходу довольно зловещим.
– Если я и жду чего-нибудь, то не кого-нибудь. А если бы и ждал кого-нибудь, то это уж наверное не вы.
– Очень уж вы невежливы, милейший! – сказал Сент-Малин, радуясь возможности дать наконец своему гневу излиться и вдобавок бесясь от мысли, что ошибся и тем самым усугубил торжество соперника.
Говоря это, он поднял хлыст, чтобы ударить путника. Но тот, опередив его, поднял палку и нанес удар по плечу Сент-Малина, потом он свистнул своему псу, который вцепился в ногу коню, в бедро всаднику, оторвав там клочок мяса, а тут кусок ткани.
Лошадь, разъярясь от боли, снова понесла, правда, вперед, но сдержать ее Сент-Малин не смог. Однако, несмотря на все усилия коня, всадник удержался в седле.