Есть любовь и сильная, но любителей клубнички ждет разочарование
6 
— Водки, надеюсь, немного?
— Не-е-ет. Бутылочку.
— Смотрите у меня. — Он погрозил нам пальцем.
Мы послушно закивали и, как примерные детсадовки, положили ручки на коленочки, всем своим видом выражая смирение. Но Геркулесов не унимался.
— Ну а ты, невестушка моя золотая, что взяла с собой, кроме вагона косметики?
— А что, мне разве еще что-то понадобиться? — невинно поинтересовалась я.
— Леля, — строго прикрикнул Геркулесов. — Смотри у меня…
— Смотрю, смотрю…
— Писульки-то свои взяла?
Я кивнула. Геркулесов успокоился.
Дело в том, что «писульками» бесстыжий Коленька называет мой литературный труд. Именуемый романом «Преступная страсть». Пишу я его давно, и все никак не удосужусь закончить. И дело не в том, что Муза меня редко посещает. Отнюдь. Меня муза просто задолбала своими визитами, причем, в самые неподходящие часы, например, рабочие. Проблема состоит в том, что я ваяю свой «шедевр» на допотопном, почти антикварном компьютере, который регулярно виснет, или как говорят программисты «глючит». Виснет он наглухо, то есть перезагрузкой дело не поправишь — надо его разбирать и заменять одну из «сдохших» деталей другой. Пока я провожу диагностику, пока достаю раритетные запчасти, пока чиню, проход месяц, а то и полтора. И за этот срок я успеваю забывать не только сюжетные повороты, которые продумала и выстрадала до поломки компьютера, но даже имена главных героев…
Когда мне это надоело, я решила мысли записывать. Вроде выход. Но не в моем случае. Проблема оказалась в том, что я, оператор ЭВМ со стажем, могу быстро печатать, но совершенно не умею писать от руки. Конечно, когда-то могла и даже имела красивый почерк, но за годы работы на компьютере мои пальцы привыкли к необременительному тыканью и касанию, и совсем разучились держать ручку. По этому, мои рукописи похожи на что угодно — на письмена древних египтян, на записи дауна-левши, на рисунки ребенка с ДЦП — на что угодно, но только не на заметки писателя. Ко всему прочему мои мысли (мои скакуны) проносятся в голове с такой скоростью, что неуклюжие пальцы за ними просто не поспевают.
Вот и прибавьте к терниям корявых букв еще непонятные сокращения, аббревиатуры, многозначительные многоточия. А ошибки! Господа, я уже забыла, что писать без орфографических ошибок тоже надо уметь! Что надо вспоминать забытые правила правописания, и исключения из этих правил. А я ни одного, (кроме «жи, ши» пиши с буквой «и») не помню. Да и что еще ждать от человека, за которого правописание проверяет «Windows XP»…
Вот по этому Геркулесов и называет мое творение «писулькой». И гогочет, видя, как я днями разбираю свои же собственные заметки. Он не догадывается, какой глубокий смысл, какая интрига прячется за неровным частоколом моих каракулей. И не верит, что когда-нибудь бестселлер «Преступная страсть» будет закончен… Он вообще в меня, как в литератора, не очень верит. Думает, это очередная моя блажь, новый заскок, дурость, а иногда, в особо дрянном настроении, что изысканный способ потрепать ему нервы.
Говорю же — несносный характер!
— Обратно доберетесь? — бесцеремонно прервал мои размышления вредный Геркулесов.
Его вопрос вернул меня на бренную землю. Я протерла запотевшее стекло, выглянула на улицу. Оказалось, что мы уже приехали. И стоим у гостеприимно распахнутых ворот. Ворота венчала железная ракета, без одного закрылка. На ее брюхе (или спине, это кому как нравится) красовались красные буквы «Салют», и все они, за исключением «т» и палки от «ю» радостно нам подмигивали.
— Как турбаза называется? — сморщилась от напряжения мысли Сонька.
— Салют.
— А почему написано «Сало»?
Я пригляделась, и правда — сослепу можно принять за «Сало».
— Кормить им будут. На завтрак, обед и ужин.
— Не надо! Я его терпеть не могу…
— Мне отдашь — я сало люблю.
Ксюша засмеялась, Геркулесов нахмурился — он не любил нашу пустую трепотню.
— Ну так как? Доберетесь обратно? — вновь осведомился он.
— Конечно, дорогой, — чирикнула я и чмокнула жениха в белокурый затылок. — В воскресенье, как три штыка, будем дома.
2.
Когда милицейский «козелок», урча, удалился прочь, мы вошли в распахнутые настежь ворота турбазы. Кругом лежали сугробы, из которых торчали высокие, разлапистые ели. Слышно было, как в сторожке лают собаки, а в сердце турбазы (на столбе у столовой) громкоговоритель исторгает из себя бодрую музыку.
6 
