И он поспешил удалиться. Кольбер сел в карету, и благородное трио медленно направилось по дороге в Венсенский лес.
По пути герцогиня де Шеврез завезла г-жу Ванель к ее мужу и, оставшись наедине с Кольбером, завела с ним разговор о делах. У нее был неисчерпаемый запас тем, и так как она всегда затевала беседу, чтобы причинить кому-нибудь зло, а себе самой заполучить благо, то ее речи были забавны для собеседника и небезвыгодны для нее.
Она сообщила Кольберу, который без нее не знал, разумеется, каким великим министром он будет и каким ничтожеством станет Фуке. Она обещала ему, что, когда он сделается суперинтендантом финансов, она сведет его со всем старым французским дворянством, а также осведомилась о его мнении насчет Лавальер и о допустимых границах ее влияния на короля. Она хвалила Кольбера, бранила его, ошеломляла своими словами. Она указала ему ключ к стольким тайнам, что Кольберу на мгновение показалось, будто он имеет дело с самим дьяволом. Она доказала ему, что сегодня она так же хорошо держит в руках Кольбера, как вчера держала Фуке. Когда же он наивно спросил у нее о причине ее лютой ненависти к суперинтенданту, она задала ему встречный вопрос:
— А почему вы сами полны к нему ненависти?
— Сударыня, различные системы в политике могут приводить к разногласиям. Мне кажется, что господин Фуке осуществляет систему, противоречащую интересам короны.
Она перебила его:
— Я больше не говорю о господине Фуке. Поездка короля в Нант докажет правоту моих слов. Для меня господин Фуке — человек конченый. И для вас также.
Кольбер не ответил.
— По возвращении из Нанта, — продолжала г-жа де Шеврез, — король, который только и ищет предлога, заявит, что штаты вели себя по отношению к нему дурно и проявили чрезмерную скупость. Штаты ответят на это, что налоги слишком обременительны и что суперинтендантство довело их до полного разорения. Король во всем обвинит господина Фуке. И тогда…
— Тогда?
— О, его ожидает немилость. Разве вы не согласны со мной?
Кольбер бросил на герцогиню взгляд, означавший: «Если ограничатся только немилостью, то не вы будете причиной этого».
— Необходимо, — заторопилась г-жа де Шеврез, — необходимо, чтобы ваше назначение было положительно решено, господин Кольбер. Допускаете ли вы после падения господина Фуке какое-нибудь третье лицо между вами и королем?
— Не понимаю, что вы хотите сказать.
— Сейчас поймете. Ваше честолюбие — до каких пределов оно простирается?
— У меня его нет.
— В таком случае незачем было губить господина Фуке! Наконец, свергаете вы господина Фуке или нет? Ответьте же прямо.
— Сударыня, я никого не гублю.
— Тогда я отказываюсь понимать, чего ради купили вы у меня за такие большие деньги письма кардинала Мазарини, касающиеся господина Фуке. Я не понимаю также, зачем вы подсунули эти письма королю.
Пораженный Кольбер взглянул на герцогиню недоумевающим взглядом и упрямо ответил:
— А я еще меньше понимаю, сударыня, как вы, получив эти деньги, меня же ими и попрекаете.
— Ах, сударь, желать нужно по-настоящему даже в тех случаях, когда предмет твоих желаний недостижим, — ответила старая герцогиня.
— В том-то и дело, — сказал Кольбер, сбитый с толку этой грубою логикой.
— Значит, вы не можете осуществить ваши чаяния, говорите же?
— Признаюсь, я не могу уничтожить некоторые влияния, которые действуют на короля.
— Влияния, защищающие господина Фуке? Какие же? Погодите, я вам помогу.
— Прошу вас, сударыня.
— Лавальер?
— О, это влияние весьма незначительное. У Лавальер полное незнание дел и никакой подлинной силы. К тому же господин Фуке ухаживал когда-то за нею.
— Выходит, что, защищая его, она тем самым обвиняет себя, не так ли?
— Полагаю, что да.
— Есть ли еще какое-нибудь другое влияние? Может быть, королева-мать?
— У ее величества королевы-матери большая слабость к господину Фуке, которая чрезвычайно пагубна для ее сына.
— Не думайте этого, — улыбнулась старая дама.
— О, — недоверчиво воскликнул Кольбер, — я слишком часто испытывал это на деле!
— Прежде?
— Еще недавно, в Во, например. Это она помешала королю арестовать господина Фуке.
— Мнения день ото дня меняются, дорогой господин Кольбер. Того, что еще так недавно было желанием королевы, того, быть может, она теперь не пожелает.