124 
— Грешники или рыбаки?13 — спросил Мазарини. — Не намекаете ли вы на мое происхождение? Ведь я — сын рыбака.
— Гм, — пробормотал монах.
— Это мой первый грех, преподобный отец. Я велел составить генеалогию, выводящую мой род от древних римских консулов: Генания Мацерина Первого, Мацерина Второго и Прокула Мацерина Третьего, о котором говорит хроника Гаоландера… От Мацерина до Мазарини[*] так близко, что сходство имен соблазнительно. Уменьшительная форма имени Мацерин значит «худенький». А теперь, преподобный отец, слову Мазарини с полным основанием можно придать значение «худой» в увеличительной степени, худой, как Лазарь.
И он показал монаху свои руки и ноги, иссушенные лихорадкой.
— Что вы родились в семействе рыбаков, в этом еще нет ничего плохого… Ведь и святой Петр был рыбаком; если вы кардинал, то он глава церкви. Далее!
— Тем более что я пригрозил Бастилией одному авиньонскому аббату, Бонне, который хотел опубликовать генеалогию дома Мазарини, такую удивительную…
— Что ей никто бы не поверил?..
— О, преподобный отец, если б причина была в этом, мой грех был бы очень тяжкий… грех гордыни…
— То был излишек ума, и за это никого нельзя упрекнуть. Далее!
— На чем мы остановились? Да, на гордыне… Я хочу все распределить по смертным грехам.
— Мне нравятся точные разделения.
— Очень рад. Надо вам сказать, что в тысяча шестьсот тридцатом году… увы, тридцать один год тому назад…
— Вам тогда было двадцать девять лет.
— Пылкий возраст. Я изображал из себя солдата и в Испании участвовал в перестрелках, чтобы показать, что езжу верхом не хуже любого офицера. Правда, надо добавить, что благодаря мне между испанцами и французами был заключен мир. Этим немного искупается мой грех.
— Не вижу греха в желании показать, что мастерски ездишь верхом. Это очень хорошо, и вы принесли честь монашескому званию. Как христианин — я хвалю, что вы остановили пролитие крови; как монах — горжусь мужеством, проявленным моим товарищем.
Мазарини скромно кивнул головою.
— Правда, — сказал он, — но последствия…
— Какие последствия?
— О, смертный грех гордыни всегда влечет за собою неисчислимые последствия… С той минуты, как я очутился между двух армий, понюхал пороху, проехал по фронту, я стал презирать генералов!
— А!
— Вот где зло!.. И с тех пор я не мог найти ни одного сносного.
— По правде сказать, у нас и не было замечательных полководцев, — заметил монах.
— О! — вскричал Мазарини. — У нас был принц Конде… Я долго мучил его!
— О нем нечего жалеть: у него достаточно славы и богатства.
— Хорошо, а Бофор, которого я заставил так сильно страдать в Венсенской башне?
— А! Но ведь он был мятежником, и безопасность государства требовала, чтобы вы принесли эту жертву… Далее!
— Кажется, я все сказал о гордыне. Есть другой грех, который я даже не смею назвать…
— Я дам ему название. Говорите!
— Вы, вероятно, слышали о моих близких отношениях с ее величеством королевой-матерью… Злые языки…
— Злые языки просто глупы… Для блага государства и ради молодого короля вы должны были жить в добром согласии с королевой… Далее, далее!
— Вы сняли с меня тяжелое бремя, уверяю вас, — сказал Мазарини.
— Все это сущая безделица… Переходите к серьезным вещам.
— Честолюбие, преподобный отец.
— Честолюбие — причина всех великих деяний, монсеньор.
— Я домогался тиары…
— Быть папой — значит быть первым из христиан. Почему не могли вы этого желать?
— Заявляли печатно, что для этой цели я даже продал Камбре испанцам.
— Вы, может быть, сами заказывали эти пасквили, чтобы проявить милосердие к авторам?
— В таком случае, преподобный отец, я дышу свободнее. Теперь остаются только мелкие грехи.
— Говорите.
— Страсть к игре в карты.
— Ну, она, конечно, носит несколько светский характер, но держать открытый дом обязывало вас звание.
— Я любил выигрывать…
— Кто же играет с намерением проиграть?
— Я иногда немного плутовал.
— Вы хотели обыграть партнера. Далее!
— Если так, преподобный отец, то у меня на совести уже не осталось ничего. Дайте же мне отпущение грехов, и душа моя, когда господь призовет ее, возлетит прямо на небо…
124 
