45

Она очнулась от острой боли. В голове мелькали обрывки смутных воспоминаний о чьих-то руках, поправляющих одеяло, подносящих к губам питье. Очевидно, она несколько раз ненадолго приходила в сознание и вновь теряла его.

Кристина пошевельнулась, и тут же ее плечо словно обдало огнем. Нет, лучше лежать тихо и не двигаться. Кристина прикрыла глаза. Смутно припомнилось, что нужно сделать что-то очень важное, но она никак не могла сосредоточиться и понять – что именно.

Даже не открывая глаз, Кристина знала, что находится в своей старой комнате в Нортхэмптон-Хаус. Откуда взялась эта уверенность, Кристина, пожалуй, не смогла бы объяснить. Просто чувствовала это по привычным ощущениям, по знакомым запахам.

С большим трудом она открыла глаза. Свет на мгновение ослепил ее. Перед ней была знакомая комната – шелковые драпировки, расшитые японскими цветами. Сочетание белого, синего и зеленого. Мебель вишневого дерева – старинная, продуманно расставленная так, чтобы не заслонять японскую вышивку. Как и прежде, комната казалась Кристине музеем, а не домом, в котором живут люди. От одной мысли, что она находится в доме матери, тело покрылось капельками холодного пота. Ей захотелось немедленно бежать отсюда. Но куда?

Воспоминания опять отбросили Кристину в прошлое. Именно в этой комнате, в этой самой постели она лежала в ту страшную ночь, когда ее избил отец. Здесь она находилась в заточении, словно узник, до тех пор, пока ее раны не затянулись настолько, что к ней можно было пригласить доктора. Кристине показалось, что ей опять тринадцать лет…

Открылась дверь. В комнату вошла старая служанка Патриция, неся на подносе золотой кубок.

– Проснулись, ваша светлость? – сказала она. – Как ваше плечо, все еще сильно болит? Ну ничего, выпейте вот это. Вам станет легче.

Кристина хотела возразить, но у нее не было сил. Она молча выпила предложенное ей питье. Вскоре боль отступила, и Кристина опять погрузилась в тяжелый сон.

Она не знала, как долго она проспала. Кто-то входил в комнату, что-то говорил. Кристине показалось, что она узнала голос матери. Когда она проснулась и открыла глаза, в комнате никого не было. За окном слышалось птичье пение и голоса мальчишек-разносчиков:

– Клубника! Купите клубнику!

– Хлеб! Хлеб! Свежий горячий хлеб!

В окна смотрело яркое утреннее солнце. Боль немного утихла. Кристина подняла руку и под ночной рубашкой нащупала тугую повязку. Во всем теле ощущалась слабость, но теперь Кристина уже могла немного двигаться.

Кристина стала лихорадочно осматриваться, пытаясь понять, как долго она пролежала в беспамятстве. И вдруг вздрогнула, увидев сидящую в уголке комнаты мать.

– Я ждала, когда ты проснешься, – начала Саша своим хорошо поставленным голосом.

Кристина понимала полную свою беспомощность перед матерью. Поэтому решила быть крайне осторожной.

– Как долго я нахожусь здесь? – слабым голосом спросила Кристина.

– Достаточно долго, чтобы твоего дружка успели судить и приговорить к повешению, – ответила Саша, не скрывая своего торжества.

Кристина так сильно вздрогнула, что боль снова вернулась.

– Когда? – выдохнула она.

– Когда его повесят? – с удовольствием уточнила Саша. – Послезавтра, если не ошибаюсь.

Кристину не обманул безразличный тон матери. Она была уверена, что Саша не только точно знает день казни, но и ждет его с нетерпением.

– А я думала, что в Англии больше никого не вешают, – безжизненно прошептала Кристина.

– За грабеж не вешают. Это правда. Но его-то повесят за убийство, а это уже совсем другое дело, не правда ли? В тюрьме один из охранников перед смертью сказал, что в него стрелял бандит. Так что все очень просто. Его повесят – точно так же, как в финале нашей пьесы. Как только это случится, мы вновь начнем играть наш спектакль. Думаю, что от публики отбоя не будет. И, пожалуй, я должна поблагодарить тебя. Ведь это ты помогла полиции найти и задержать бандита. Во всяком случае, дала им ключ.

  89