ФАНТАСТИКА

ДЕТЕКТИВЫ И БОЕВИКИ

ПРОЗА

ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ

ПРИКЛЮЧЕНИЯ

ДЕТСКИЕ КНИГИ

ПОЭЗИЯ, ДРАМАТУРГИЯ

НАУКА, ОБРАЗОВАНИЕ

ДОКУМЕНТАЛЬНОЕ

СПРАВОЧНИКИ

ЮМОР

ДОМ, СЕМЬЯ

РЕЛИГИЯ

ДЕЛОВАЯ ЛИТЕРАТУРА

Последние отзывы

Мои дорогие мужчины

Ну, так. От Робертс сначала ждёшь, что это будет ВАУ, а потом понимаешь, что это всего лишь «пойдёт». Обычный роман... >>>>>

Звездочка светлая

Необычная, очень чувственная и очень добрая сказка >>>>>

Мода на невинность

Изумительно, волнительно, волшебно! Нет слов, одни эмоции. >>>>>

Слепая страсть

Лёгкий, бездумный, без интриг, довольно предсказуемый. Стать не интересно. -5 >>>>>

Жажда золота

Очень понравился роман!!!! Никаких тупых героинь и самодовольных, напыщенных героев! Реально,... >>>>>




  136  

Совершенно аналогичные наблюдения над самим собой сообщает В. Штекель. «Я вхожу в дом и подаю хозяйке руку. Удивительным образом я при этом развязываю шарф, стягивающий ее свободное утреннее платье. Я не знаю за собой никакого нечестного намерения и все же совершаю это неловкое движение с ловкостью карманника».

е) Эффект, создающийся в результате ошибочных действий нормальных людей, носит обыкновенно безобидный характер. Тем больший интерес вызывает вопрос, можно ли в каком — нибудь отношении распространить наш взгляд на такие случаи ошибочных действий, которые имеют более важное значение и сопровождаются серьезным последствием, как, например, ошибки врача или аптекаря.

Так как мне очень редко случается оказывать врачебную помощь, то я могу привести лишь один пример из собственной практики. У одной очень старой дамы, которую я в течение ряда лет посещаю ежедневно дважды в день, моя медицинская деятельность ограничивается утром двумя актами: я капаю ей в глаз несколько глазных капель и делаю впрыскивание морфия. Для этого всегда стоят наготове две бутылочки: синяя — для глазных капель и белая — с раствором морфина. Во время обоих актов мои мысли обычно заняты чем — либо другим; я проделывал это столько раз, что мое внимание чувствует себя как бы свободным. Однажды утром я заметил, что «автомат» сработал неправильно. Пипетка вместо синей бутылки погрузилась в белую и накапала в глаза не глазные капли, а морфин. Я сильно испугался, но затем рассудил, что несколько капель двухпроцентного морфина не могут повредить и конъюнктивальному мешку, и успокоился. Очевидно, ощущение страха должно было исходить из какого — нибудь другого источника.

При попытке подвергнуть анализу этот маленький ошибочный акт мне прежде всего пришла в голову фраза, которая могла указать прямой путь к решению «sich an der Alten vergreifen»[184]. Я находился под впечатлением сна, который мне рассказал накануне вечером один молодой человек и содержание которого могло бы быть истолковано лишь в смысле полового сношения с собственной матерью[185]. То странное обстоятельство, что легенда не останавливается перед возрастом царицы Иокасты, вполне подтверждает, думалось мне, тот вывод, что при влюбленности в собственную мать дело никогда не идет о ее личности в данный момент, а о юношеском образе, сохранившемся в воспоминаниях детства. Подобного рода несообразности получаются всегда в тех случаях, когда колеблющаяся между двумя периодами времени фантазия становится сознательной и в силу этого привязывается к определенному времени. Погруженный в такого рода мысли, я и пришел к своей пациентке, старухе за 90 лет, и, очевидно, был на пути к тому, чтобы в общечеловеческом характере сказания об Эдипе увидеть коррелят судьбы, говорящей устами оракула; ибо я затем совершил ошибочное действие у старухи, или посягнул на старуху (vergriff mich «bei oder an der Alten»). Однако этот инцидент носил безобидный характер: из двух возможных ошибок — употребить раствор морфина вместо капель или впрыснуть глазные капли — я избрал несравненно более безобидную. И вопрос все же остается в силе: позволительно ли в случаях таких ошибочных действий, которые могут повлечь за собой большую беду, также предполагать бессознательное намерение, подобно тому, как в рассмотренных нами примерах?

Для решения этого вопроса у меня, как и следует ожидать, нет достаточного материала, и мне приходится ограничиваться предположениями и аналогиями. Известно, что в тяжелых случаях психоневроза в качестве болезненных симптомов выступают иной раз самоповреждения и что самоубийство как исход психического конфликта никогда не бывает при этом исключено. Я убедился — и когда — нибудь возьмусь подтвердить это на вполне выясненных примерах, что многие на вид случайные повреждения, совершаемые такими больными, в сущности не что иное, как самоповреждения; постоянно сторожащая тенденция самобичевания, которая обычно проявляется в упреках, делаемых самому себе, или же играет ту или иную роль в образовании симптомов, — эта тенденция ловко использует случайно создавшуюся внешнюю ситуацию или же помогает ей создаться, пока не получится желаемый эффект — повреждение. Такие явления наблюдаются весьма нередко даже и в не особенно тяжелых случаях, и роль, которую играет при этом бессознательное намерение, сказывается в них в целом ряде особенных черт, как, например, в том поразительном спокойствии, которое сохраняют больные при мнимом несчастии[186].


  136