5

— Хотел бы я знать, что тут смешного! — несколько секунд спустя заорал Ханзи Мунц, оправившись от испуга.

— Гроссмейстер Смерть, — отвечал Бреннер.

Но Ханзи Мунц, конечно, ничего про это знать не желал.

— Умер Гросс, — упрямо повторил он. — Бимбо! Хотел бы я знать, что тут смешного!

— Да я и не смеюсь, — заверил Бреннер. Потому как, во-первых, теперь ему это и в самом деле уже не казалось смешным. А во-вторых, ему не хотелось рассказывать Мунцу всю историю. А уж в такой ситуации и подавно.

Но тебе-то я могу вкратце рассказать про это.

Если ты в наше время работаешь в похоронном бюро, то у тебя высококвалифицированная работа. Это не то что раньше, когда считали: взгляд попечальнее, пара сотен гвоздей для гроба — и ты уже готовый гробовщик. Теперь же широкий спектр требований: у тебя должна быть психология, у тебя должна быть садоводческая жилка, у тебя должна быть вся бюрократическая процедура, у тебя должна быть вся бухгалтерия. И так далее, и так далее, и так далее!

И при этом ты еще вовсе не являешься высококлассным мастером похоронного дела. Потому как у высококлассных специалистов должна быть еще и литература, причем всяческая: японская, китайская, афоризмы и прочее.

Когда тетка Бреннера в незапамятные времена упала замертво, стоя на Пасху в очереди на исповедь, именно Бреннеру пришлось выбирать из каталога похоронного бюро слова для траурного сообщения. Распорядительнице похорон пришлось тогда честно признать: то, что он выбрал, было самым красивым, ты послушай:

• Гроссмейстер — Смерть.
• Нас не спасет
• защита светлых муз.
• Введенных жизнью в искушенье
• она решает ослепить сравненьем,
• живущим в нас.
• Нет, минутку —
• она решает ослепить рыданьем,
• живущим в нас.

Вот так правильно. И я тебе честно скажу: если бы мне сегодня пришлось выбирать траурное стихотворение, я бы тоже выбрал это. Одно это чего стоит: ослепить рыданьем. Да ты вслушайся, как звучит! Тут уж как бы самому не разрыдаться или уж по меньшей мере не сдвинуться. Правда, про защиту этих муз мне нравится меньше, но, вероятно, так оно и должно быть.

Теперь слушай. Тетку его похоронили больше десяти лет назад. В голове Бреннера стихотворение было погребено по крайней мере так же хорошо, как тетя на Пунтигамском кладбище, считай, напрочь исчезло. Но ведь бывает же такое! Как только Ханзи Мунц около полуночи сказал Бреннеру: «Гросс мертв», все стихотворение целиком воскресло из мертвых, совсем как волосы Ангелики прошлой ночью, ну фактически полуночный полтергейст.

И я должен честно сказать, что вполне понимаю, почему у Бреннера не было сейчас никакого желания рассказывать всю эту историю Ханзи Мунцу. Ему хотелось наконец узнать, как это Гросс вдруг мертв. К сожалению, так и было. А в дверях Ханзи Мунц все еще возмущался: «Ясное дело, ты смеялся!»

И я даже не знаю, отчего это случилось, то ли это от напряженной атмосферы, царившей во дворе, от неестественной обстановки среди ночи, когда весь дом был в совершенном возбуждении, хотя по ночам ездят только вольнонаемные, а здесь в доме никто из них не живет. То ли Бреннер все-таки хватил лишнего в кафе «Аугартен», однако он вдруг сказал Ханзи Мунцу:

— «Гроссмейстер — Смерть. Нас не спасет защита светлых муз».

— Что ты там бормочешь?

— Да так, ничего. Что с Бимбо-то случилось?

— Ты сказал «Мунц»! — не отступал Ханзи Мунц.

— Я не говорил «Мунц». Я сказал муз. Это такое стихотворение.

И вот теперь ему все-таки пришлось объяснять Мунцу всю эту историю со стихотворением. Пока Мунц наконец успокоился, они уже подошли к диспетчерской, к вольнонаемному Фюрштауэру.

  18