Последние отзывы

  14  

Минна прошептал что-то похожее на слово «помни». Остальные присутствовавшие в палате шумели, выкрикивали указания на своем профессиональном жаргоне.

– Помнить что?

Молчание.

– Имя Ирвинг? Или что-нибудь еще?

Минна не слушал меня. Медсестра рывком открыла ему рот, и он даже не воспротивился, даже не шевельнулся.

– Извините! – Это был врач. Невысокого роста, смуглый, небритый. Индиец или пакистанец, догадался я. Он заглянул мне в глаза. – А сейчас вы должны уйти, – сказал доктор.

– Я не могу этого сделать, – ответил я, мотая головой из стороны в сторону. А потом я поднял руку и похлопал его по плечу.

Врач не шелохнулся.

– Как вас зовут? – спросил он приветливо.

Только сейчас в измученном выражении его лица я разглядел следы нескольких тысяч подобных тяжелых ночей.

– Лайонел. – Я едва сумел сдержаться и не выкрикнуть свою фамилию: Эссрог.

– Синдром Туретта?

– Да-рог!

– Лайонел, нам нужно провести здесь несколько хирургических процедур. Вам следует подождать за дверью. – Он быстро кивнул в сторону выхода, указывая мне, куда идти. – Нужно, чтобы вы подписали бумаги за вашего друга.

Я оцепенело смотрел на Минну, мне хотелось рассказать ему еще анекдотик или попросить его самого поведать мне что-нибудь смешное. «Парень входит в…»

Медсестра принялась вталкивать в горло Минны длиннющую пластиковую трубку.

Я вышел тем же путем, каким вошел, и обнаружил сестру, занимавшуюся сортировкой больных. Не давая вырваться наружу крутящимся в голове словам «арбитраж и саботаж», я сообщил ей, что приехал с Минной, а она сказала, что только что говорила с Гилбертом. Еще она сказала, что позовет нас, когда будет нужно, и чтобы мы пока подождали.

Кони сидел, положив ногу на ногу и скрестив на груди руки. На его лице застыло сердитое выражение, он вздернул вверх подбородок, его вельветовая куртка была по-прежнему застегнута на все пуговицы. Гилберт занимал добрую половину двухместного диванчика, рядом с которым на столике были раскиданы старые журналы. Я подошел к нему и занял вторую половину дивана. Приемный покой был полон людей, которых легко можно было бы назвать «нищетой» или «отребьем»: испанцев, черных, русских и каких-то еще типов неясной национальности, девочек-подростков с красными глазами, держащих на руках младенцев (хотелось бы верить – братишек-сестренок, а вовсе не дочек-сыновей!), забытых обществом ветеранов, надеющихся вымолить здесь обезболивающие препараты, которых они никогда не получат; измученная домохозяйка успокаивала своего брата, скорчившегося, едва сдерживающего крик от боли в раздутом животе: кишечник бедняги уже несколько недель наотрез отказывался работать. Вот перепуганный любовник, изгнанный, как и я, из операционной. Он в ужасе смотрит на медсестру, занимающуюся распределением больных, и на глухо закрытые за ее спиной двери. Все остальные насторожены, держатся вызывающе и ждут, что вы будете дивиться случившемуся с ними, гадать, по чьей вине или преступной небрежности вам довелось разделить с ними эту жалкую часть их обычно замечательной, чистой и вообще нормальной жизни.

Я сидел минуты полторы, вспоминая нашу погоню, здание, принадлежавшее этому Брэйнуму, и раны Фрэнка. А в горле у меня кипели рвущиеся наружу выкрики.

– «Входит!» – закричал я.

Несколько человек подняли головы, смущенные моим приступом чревовещания. А может, думали они, это крикнула медсестра? Может, она назвала фамилию? Может, даже их фамилию, но неправильно произнесла ее?

– Только не начинай сейчас, ладно, – вполголоса проговорил Кони.

– Парень входит, входит в, пареньвходитв, – беспомощно глядя на него, протараторил я.

– Что?! Ты собираешься рассказать анекдот?

Силясь взять себя в руки, я издал нечленораздельный рык, напоминающий фразу «пареньвходитв». Однако внутреннее усилие стоило мне моей внешней сдержанности: я принялся быстро-быстро моргать.

– Может, тебе стоит выйти ненадолго? Выкурить сигаретку, например, – предложил Гилберт. Бедняга, он, как и я, был на грани срыва.

– Идет, идет!

Кто– то поднял голову, остальные раздраженно отвернулись. Эта толпа уже решила, что я – потенциальный пациент. Псих какой-нибудь или эпилептик, у которого начался приступ. Наверняка, полагали они, мне дадут лекарство и отправят домой. У меня не было видимых ранений, я не стонал от боли – короче, ничего такого, что вызывает здесь интерес. Нет, мое странное поведение чуть раздражало их, зато они испытывали некоторое чувство превосходства оттого, что они не такие, как я. Правда, у них были какие-то неполадки со здоровьем, но от моих они сильно отличались. Так что мой недуг быстро стал вроде как неотъемлемой частью больничной атмосфер.

  14