– Случилось то, что мы спасены!
– Я этого никак не вижу, – сказал Портос. – Напротив, я вижу, что нас всех схватили, за исключением Арамиса, и что надежда на освобождение ослабела с тех пор, как еще один из нас попал в мышеловку Мазарини.
– Вовсе нет, мой друг, эта мышеловка была достаточно прочна для двоих, но для троих она уже слабовата.
– Ничего не понимаю, – сказал Портос.
– Да и не нужно. Сядем за стол и подкрепим наши силы: они понадобятся нам сегодня ночью, – сказал д’Артаньян.
– Что же мы будем делать? – спросил Портос, любопытство которого начало пробуждаться.
– Мы, по всей вероятности, отправимся путешествовать.
– Но…
– Садитесь за стол, дорогой друг, мысли ко мне приходят во время еды. После ужина, когда я приведу свои мысли в порядок, вы их узнаете.
Как ни хотелось Портосу выведать планы д’Артаньяна, он, зная хорошо своего друга, без дальнейших возражений сел за стол и стал есть с аппетитом, делавшим честь доверию, которое он питал к изобретательности д’Артаньяна.
Глава XLIII
Сила и ум
Ужин прошел в молчании, но не печально, потому что время от времени по лицу д’Артаньяна пробегала лукавая улыбка, которая всегда свидетельствовала о его хорошем настроении. От Портоса не ускользала ни одна из этих улыбок, и каждый раз, заметив ее, он различными восклицаниями давал понять своему другу, что хотя он и не знает, какая мысль пришла в голову д’Артаньяну, тем не менее он очень интересуется ею.
За десертом д’Артаньян уселся в кресло и, закинув ногу на ногу, развалился с видом человека, очень довольного самим собой.
Портос оперся локтями на стол, положил подбородок в ладони и устремил на д’Артаньяна доверчивый взгляд, который придавал этому колоссу такой привлекательно-добродушный вид.
– Ну? – спросил д’Артаньян через минуту.
– Ну? – повторил за ним Портос.
– Вы говорили, дорогой друг…
– Я?.. Я ничего не говорил!
– Неправда, вы сказали мне, что желаете уйти отсюда.
– А! Ну, в этом желании у меня нет недостатка.
– И прибавили, что для этого достаточно высадить дверь или проломить стену.
– Правда. Это я говорил и продолжаю утверждать.
– А я вам ответил, Портос, что этот способ не годится, так как не успеем мы сделать ста шагов, как нас снова схватят и убьют, если мы не будем иметь платья, чтобы переодеться для бегства, и оружия, чтобы защищаться.
– Вы правы. Платье и оружие нам необходимы.
– Так вот, Портос, у нас есть теперь и то и другое, и даже кое-что получше.
– Где же? – спросил Портос, озираясь по сторонам.
– Не ищите напрасно. Все явится в нужную минуту. В котором часу приблизительно солдаты расхаживали перед нашими окнами?
– Если не ошибаюсь, через час после наступления сумерек.
– Если они выйдут сегодня, как вчера, мы будем иметь удовольствие увидеть их меньше чем через четверть часа.
– Да, безусловно, не позднее.
– Ваши руки по-прежнему сильны, не правда ли, Портос?
Портос расстегнул рукава своей рубашки и с удовольствием посмотрел на свои мускулистые руки, – каждая с ляжку обыкновенного среднего человека.
– Ну конечно, – сказал он.
– Так что вы без труда сделаете кольцо из этих щипцов и штопор из этой лопаточки?
– Конечно, – сказал Портос.
– Посмотрим, – сказал д’Артаньян, передавая Портосу названные предметы.
Гигант без труда совершил над ними требуемую операцию.
– Вот! – сказал он.
– Великолепно! – сказал д’Артаньян. – Действительно, вы богато одарены природой.
– Я слышал, – сказал Портос, – что некий Милон Кротонский проделывал удивительные вещи: он стягивал себе голову веревкой и движением головных мускулов разрывал ее, ударом кулака сваливал с ног быка и уносил его на своих плечах, останавливал лошадь на бегу за задние ноги и тому подобное. Узнав об этом, я проделывал в Пьерфоне все то же, что и Милон, за исключением одного: не мог разорвать головой веревку.
– Это потому, что сила у вас не в голове, – сказал д’Артаньян.
– Да, она у меня в руках и в плечах, – наивно ответил Портос.
– Итак, мой друг, подойдите к окну и пустите вашу силу в ход: сломайте решетку. Подождите, дайте мне погасить лампу.
Глава XLIV
Сила и ум (Продолжение)
Портос подошел к окну, взял один из железных прутьев обеими руками, потянул его к себе и согнул, как лук, так что оба конца вышли из своих гнезд, где они, скрепленные цементом, плотно сидели тридцать лет.