Особенно,... 
53 
Они убили тогда девочку-индианку. Ну, строго-то говоря, убил ее Эрик, но она в этом тоже участвовала, помогала доставить ее на место, держала ребенка у себя дома, смотрела, как он это делает.
— Видишь, что у нее в глазах? — спросил он ее тогда. — Это особенная вещь — когда смотрят со страхом. Единственный взгляд, какому можно доверять.
Девочка была привязана к голой латунной кровати, ей заткнули рот ее же трусиками, а поверх обмотали шарфом. Видны были лишь маленький носик да карие, почти черные глаза, расширенные до предела. Глубокие озера, наполненные ужасом; из них можно пить долго-долго, большими глотками.
— Вот как это делается, — объяснял ей Эрик за несколько ночей до этого. Они разговаривали в гостиной при свечах; бабуля крепко спала наверху. Эрику нравилось приходить по ночам и сидеть с ней при свечах: не есть, не пить, просто беседовать, а иногда сидеть в молчании. Неделями он делился с ней своими идеями, давал ей читать книги. Он наклонялся к кофейному столику, при этом свет горящей свечи заострял его резкие черты, и гасил пламя большим и указательным пальцами.
И сейчас он поступил точно так же, лишь чуть раздув ноздри. Прервал ее недолгую жизнь, осторожно прикоснувшись двумя пальцами. Никакого насилия в этом не было, хотя девчонка страшно сопротивлялась.
У Эди подкашивались ноги, ее выворачивало наизнанку, но Эрик не дал ей упасть, принес ей чашку чая и растолковал, что поначалу надо привыкнуть, зато потом понимаешь — ничто с этим не сравнится.
И он оказался прав. Мораль — просто выдумка, это как ограничение скорости на дороге — условность, которую можно соблюдать, а можно и не соблюдать, как тебе удобнее. Эрик разъяснил ей, что быть хорошей — не обязательно, тебя ведь ничто не заставляет быть хорошей. Когда вдруг это осознаёшь, в тебе словно включается реактивный двигатель.
Тот день был необычно теплым для сентября, и когда девочка умерла, комната вдруг как будто заполнилась сладкоголосыми птицами. Солнечный свет золотом струился в окно.
Эрик уложил тело в вещмешок, который можно было нести на плече, и они отправились на его «виндстаре» к бухте Шепарда, где он перед этим нанял небольшую лодку. Он даже удочки не забыл взять напрокат. В числе многих других его качеств Эди восхищали в нем тщательность и предусмотрительность. Казалось, он и улицу не перейдет, прежде чем не составит детальный план действий.
Лодка оказалась четырехметровой алюминиевой моторкой с двигателем «Эвинруд» в тридцать лошадиных сил на корме. Эрик был настолько доволен, что, заведя мотор, разрешил Эди рулить. Он уселся на носу, подле мешка, и ветер ерошил мягкие иголки его волос.
Казалось, ветер хочет прорваться прямо под тонкую нейлоновую крутку Эди. Когда она вырулила из бухты на серый простор озера Ниписсинг, внезапно резко похолодало. Тучи сливались с серым горизонтом, и скоро стало по-вечернему сумрачно. Эди держалась невдалеке от берега; скоро они миновали Алгонкин-Бей, известково-белый собор четко выделялся на угольном небе. С озера город казался крошечным, просто какой-то деревушкой, но Эди вдруг испугалась: а если кто-нибудь на берегу заподозрит неладное, глядя на лодку, на странную пару, плывущую в самое сердце бури? А потом к ним подойдет катер, и полиция потребует открыть мешок. Эди прибавила газу, и волны стали шлепать по корпусу моторки более звучно.
Эрик показал на запад, и она повернула лодку, так что город за ними описал дугу и пропал. На всем туманном пространстве, расстилавшемся вокруг, не было видно ни одной лодки. Эрик улыбнулся и показал ей большой палец, словно она была его вторым пилотом на бомбардировщике.
Вскоре на горизонте обозначился силуэт острова; верхушка шахты вздымалась в небо, как морское чудище. Эди подплыла к берегу и сбавила обороты. Эрик сделал круговой жест, и Эди медленно повела моторку вокруг островка. Кроме шахты, тут ничего не было — слишком мало места. Они осмотрелись, но на озере не было никаких других лодок.
Эди обошла скалистый мыс и повернула лодку носом к острову. Их страшно раскачивали волны, и когда Эрик встал, ему пришлось схватиться за планшир: он чуть не упал за борт. Взяв веревку, он прыгнул на плоский камень и остаток пути тянул лодку. Камни скребли по днищу, и наконец она оказалась на усеянном галькой берегу.
— Не нравятся мне эти тучи, — заявил он. — Давай по-быстрому.
Мешок был страшно тяжелый.
53 
