Последние отзывы

  109  

Густые седые волосы были собраны на макушке и закреплены лакированными японскими палочками. Одна прядь выбилась из пучка и свисала над ухом. Привычным движением она поправила волосы.

– Астор действительно был убеждён в виновности Акселя Сайера, – продолжила она. – Абсолютно убеждён. Многое говорило против Сайера. К тому же он противоречил сам себе и отказывался содействовать следствию с момента задержания.

Она замолчала и перевела дыхание. Ингер Йоханне заметила, что Унни Конгсбаккен устала, хотя они беседовали всего четверть часа. Правый глаз сильно покраснел – выступили капилляры. Ингер Йоханне показалось, что женщина колеблется.

– Астор был… убеждён, – вздохнула она. – Именно так, насколько я… Нет, теперь я абсолютно уверена.

Она смущённо улыбнулась.

– Слушайте, – сказала Ингер Йоханне и наклонилась к Унни Конгсбаккен. – Я думаю, нам следует подождать со всем этим. Мы можем встретиться позже. На следующей неделе.

– Нет, – ответила Унни неожиданно резко. – Я стара. Но силы пока у меня есть. Позвольте, я продолжу. Астор готовился к своему выступлению. Он всегда много времени тратил на подготовку к процессу. Составлял план. Многие думали, что он выигрывал процессы, импровизируя… – она усмехнулась. – Но Астор ничего не делал подобным образом. Когда он работал, подходить к нему было бессмысленно. Я тогда была в прачечной у нас в подвале. Там за углом, под трубой, я нашла одежду Асбьёрна. Свитер, который я ему сама связала, он был… Я тогда ещё не была художницей. Свитер был в крови. Я разозлилась. Подумала, что он опять устроил одну из своих акций, убил какое-нибудь животное. Вот. Я пошла к нему в комнату. Не знаю, что заставило меня вспомнить…

Она с трудом подбирала слова, будто затрудняясь описать свои чувства и поступки.

– Пока я поднималась по лестнице, я начала думать о том вечере, когда пропала Хедвиг. То есть о том дне, который был после этого. Тогда утром… Мы, конечно, не знали о Хедвиг в тот момент. Только через день или два стало известно о том, что пропала маленькая девочка.

Она дотронулась пальцами до висков, как будто у неё болела голова.

– Я проснулась в пять утра. Я часто встаю в это время. Всю жизнь так делаю. Но именно в то утро, то есть, как потом стало известно, на следующий день после исчезновения Хедвиг, мне показалось, что я что-то слышала. Конечно, я была напугана, у Асбьёрна тогда были все эти мании, он делал такие вещи, на которые, как мне казалось, люди в его возрасте просто не способны. Я услышала шаги. Сначала я собралась встать и выяснить, что происходит. Но я просто не нашла в себе сил. Чувствовала какую-то усталость. Что-то удерживало меня. Я не знала, что именно. Потом, за завтраком, Асбьёрн был молчалив и задумчив. Он никогда таким не был прежде. Этот ребёнок болтал без остановки. Даже когда он писал, он не переставал разговаривать. Болтал и жестикулировал. Постоянно. Он так много думал. Он думал слишком много, он…

Снова на её лице появилась смущённая улыбка.

– Хватит об этом, – прервала она саму себя. – В тот день он молчал. Гайр, напротив, был весел и разговорчив. Я…

Она прикрыла глаза и перевела дыхание. Казалось, что она пытается восстановить всю картину, представить то утро за столом в маленьком городке близ Осло в 1956-м.

– Я почувствовала: что-то случилось, – медленно проговорила Унни Конгсбаккен. – Гайр всегда был спокойным мальчиком. Он почти никогда не разговаривал по утрам. Сидел молча, незаметно… Он всегда находился в тени Асбьёрна. Постоянно. И в тени отца. Хотя Асбьёрн был очень претенциозным молодым человеком и никогда не хотел носить фамилию своего отца, муж, по-моему, восхищался им, так можно сказать. Он видел в ребёнке какие-то свои черты. Свою собственную силу. Упрямство. Самоутверждение. А Гайр, напротив, словно вечно занимал не своё место. Но в то утро было по-другому, и я почувствовала: что-то не так. Естественно, я не связала это с Хедвиг. Мы ещё ничего не знали о судьбе этой девочки. Но что-то в поведении мальчиков меня до такой степени напугало, что я даже не смогла спросить их о том, что же случилось. А потом, несколько месяцев спустя, в тот вечер накануне судебного заседания по делу об убийстве Акселем Сайером Хедвиг Госой… Когда я поднималась по лестнице с окровавленным свитером Асбьёрна в руках, рассерженная, растерянная, я вдруг…

Она скрестила руки. Волосы снова распустились и рассыпались по плечам. Из покрасневшего глаза покатилась слеза. Ингер Йоханне точно не знала, плачет ли она, или просто глаз слезится от напряжения.

  109