127 
— Так выпустите меня отсюда, магистр.
— Скоро, леди. Уже очень скоро. Не хотите ли взглянуть?
Он сел рядом, положил передо мной старинную книгу и разлил по бокалам вино. Я подумала, что этого бы, пожалуй, делать не стоило. Вино просто толкает меня на различные подвиги и непредсказуемые поступки. А чаще всего оно вызывает у меня желание петь и все заканчивается либо сольным выступлением, либо хоровым, в зависимости от обстоятельств: привычка моей утраченной родины.
Мы выпили, и магистр раскрыл книгу. Я ахнула от восторга! На странице был изображен золотой дракон. Ну, просто копия моей Регины. Он был нарисован на фоне ярко-голубого неба, а ногами попирал груды золота. Очень много золота. Мне показалось, что художник слегка перестарался, подчеркивая золотую сущность дракона. Зачем изображать такое великолепное существо на груде металла, хотя и драгоценного? Я так увлеклась рассматриванием изображения, что даже не особо задумалась над следующим вопросом магистра:
— В книге написано, что золотые драконы верны только своим всадникам. Даже если смерть унесет их вторую половину, точнее брачную пару, дракон не последует за ней, а останется с хозяином. Обычные звери погибают вместе.
Я ответила машинально:
— Да, все именно так. Мой муж погиб, а с ним и его дракон, который считался парой Регины, но она не покинула меня.
Мне показалось, что магистр остался доволен ответом. Даже очень. Кажется, в чем-то я «прокололась».
Опять раздался вкрадчивый голос эльфа:
— Я поднимаю бокал за Ваше скорейшее освобождение, леди, и за Вашу встречу с сыном.
И видя, как я подозрительно посматриваю на напиток, предупредил:
— Не бойтесь, леди. Это и вином-то трудно назвать. Так, просто сок.
Мы выпили. Что ж, если сок, то тебе же будет легче. Меня волновало поведение хозяина: с чего вдруг грубое отношение ко мне сменилось на любезное и галантное?
Магистр снова наполнил бокалы. Ну, если меня так старательно хотят угостить, вернее, напоить, почему бы и не подыграть? Пусть думает, что напиток начинает действовать.
— Регина не сказала, где находится ее мир?
Все-таки его интересует мой дракон. Я закатила глаза:
— Мо-о-жет и ска-а-зала, но ни за что не вы-ы-дам эту тайну!
Я потянулась к магистру и почмокала губами:
— Какой вы-ы сла-аденький дедушка.
Он отодвинулся, но вопросы задавать не перестал. Нет, надо все-таки продержаться, хотя бы до завтра. Я должна обдумать новую информацию и решить, что отвечать. Только как это сделать? Изобразить, что я совсем опьянела? А вдруг вино не такое уж и крепкое? Поймет, что дурачусь, станет еще подозрительнее. Лучше я буду петь! «Заглушу» и его вопросы, и свои ответы. Тем паче, что мои песни и мое пение не для утонченного слуха эльфов. Правда, девчонкам, особенно моим молодым служанкам, даже нравилось. Этакое новое направление в искусстве. Да и то, что я решила исполнить, не было классикой даже в нашем мире, а уж тут…
- Ты зашухерила всю нашу малину,
- И теперь за это получай.
Я чуть не рыдала от жалости к «Мурке», заламывала руки, закатывала глаза и думала: черт с ними, с приличиями! Лишь бы не дать ему задавать вопросы и влиять на меня.
Чтобы было понятней, я выставила палец, ткнула им в эльфа и сказала: «Паф», показывая, что я его застрелила. А еще попросила упасть и закрыть глаза. Только «Паф» ему, наверное, было непонятно. Ну, ничего, не последняя песня. Можно еще спеть про сбесившихся от ревности мужиков:
- Сталь заблистала в руке у Джона,
- Мэри упала тихо спокойно…
Глаза эльфа все больше увеличивались в размерах. В них застыло изумление. Я решила не давать ему передышки. Следующая песня была чуть получше, по крайней мере, без кровавых сцен:
- Мне бабы руки целовали, как шальные,
- Одна вдова со мной пропила отчий дом.
- А мой нахальный смех, всегда имел успех,
- И моя юность раскололась, как орех.
Я постаралась изобразить для слушателя «нахальный смех». Это оказалось куда проще, чем пистолет. А мое «Ха-ха-ха» не смог бы повторить на сцене и Мефистофель. Потом я попыталась заставить магистра поцеловать свою грязную голую ногу. Мстительно подумала: пусть знает, как меня здесь содержат. А, видя его вылезшие из орбит глаза, под занавес исполнила неприличную частушку про Колю и недостающую часть его тела.
127 
