— Ты всегда красивая, — отзывается он. — Вот, надень свитер. На улице прохладно, я не хочу, чтобы ты заболела.
Она выходит с Аданом в серебристую мглу. Голова кружится, и она с трудом ступает по крупной гальке пляжа. Адан, поддерживая ее за локоть, ласково ведет от коттеджа к кромке моря.
Рауль следит из окна.
Он видит, как Адан и его любовница вышли из каменного коттеджа и направились в темноту. Скоро они растворяются в тумане.
Сможет ли брат сделать это? — гадает Рауль.
Сумеет ли приставить ствол к красивой светловолосой голове и спустить курок? А в общем, не все ли равно? Не сможет он — сделаю я. Так или иначе, я все равно новый patron, а новый patron будет вести дела иначе, чем старый. Адан стал слишком мягкотелым. Маленький бухгалтер — он и есть маленький бухгалтер. В цифрах разбирается, а вот в кровавых делах у него выходит не так хорошо.
Мысли его прерывает громкий стук в дверь.
— Что там еще? — грубо кричит он.
Входит один из его парней. Он запыхался, будто бегом взбирался по лестнице.
— Soplon, — выдыхает он. — Мы только что получили известие от Риболло. А он узнал от парня из наркоуправления, Уоллеса...
— Это Нора.
Парень отрицательно мотает головой:
— Нет, patron. Это Фабиан. — И выкладывает доказательства: давно оформленное обвинение в убийстве, угроза смертного приговора и, наконец, самая страшная улика: копии депозитных корешков, деньги внесены Келлером на имя Фабиана в банках Коста-Рики, Каймановых островов и даже в Швейцарии.
Сотни тысяч долларов — навар от операции, которую провернули братья Пиккони.
— Они предложили ему выбор, — добавляет парень. — Plata о plomo.
И Фабиан выбрал серебро.
— Давай присядем, — зовет Адан.
Он помогает Норе сесть и садится рядом.
— Мне холодно, — говорит она.
Адан обнимает ее.
— Помнишь ту ночь в Гонконге? — спрашивает он. — Когда ты отвезла меня на пик Виктория? Давай представим, будто мы там.
— Я бы с радостью.
— Посмотри туда. Ты можешь вообразить, что там огни?
— Адан, ты плачешь?
Он медленно вытаскивает пистолет из-за пояса сзади.
— Поцелуй меня, — просит Адан.
И, повернув ее за подбородок к себе, ласково целует в губы, приставляя пистолет к затылку.
— Ты была для меня sonrisa de mi alma, — шепчет он ей в губы, готовясь выстрелить.
Улыбка моей души.
Брат, мне так жалко. Но пока информация дошла до меня, было уже поздно. Да, трагедия. Но мы отомстим Фабиану, не сомневайся.
Рауль репетирует.
Сейчас разделаемся с Ла Гуэрой, а потом с Фабианом, думает он. Убийство любовницы уничтожит Адана. Он не сумеет снова взять контроль над pasador. Но он твой брат. Esta chingada, думает он. Это подло.
Оттолкнув посланца, Рауль кубарем слетает по лестнице в ночь.
— Адан! — надрывается он. — Адан!
Адан слышит крики, приглушенные туманом.
Слышит бег по камням, приближающийся к нему. Он крепче прижимает палец к курку, у него мелькает: я не могу допустить, чтобы это сделал он.
Через плечо он видит: Рауль мчится к ним в тумане, будто призрак.
— Я должен сделать это.
Так делай же!
Арт выпрыгивает из лодки, не успела та еще ткнуться в берег.
Спотыкаясь, он бежит, меся волны, бьющие о щиколотки, и падает лицом на песок. Тут же вскакивает, низко пригнувшись, поднимается по склону и видит.
Рауля Барреру.
Бегущего.
К Адану.
И Норе.
Для прицельного выстрела далековато. По меньшей мере сто ярдов разделяет их, и Арт не стрелял в таком гневе из «М-16» с Вьетнама. Он вскидывает винтовку к плечу, утыкается глазом в оптический прицел ночного видения, ведет Рауля несколько шагов и нажимает на курок. Пуля настигает Рауля на полном бегу.
Угодив точно в живот.
Арт видит, как тот споткнулся, покатился, а потом пополз вперед.
Темнота вдруг взрывается сполохами ярких вспышек.
Рауль рухнул на землю.
Катается от неистовой боли по камням, истошно визжа.
Адан подбегает к нему. Падает на колени и пытается удержать его, но Рауль слишком силен, боль его слишком велика, и он вырывается из рук Адана.
— Dios mio! — кричит Адан.
Руки у него красные от крови.
Перед рубашки и брюк насквозь промокли от крови.
Кровь такая горячая.
— Адан, — стонет Рауль. — Осведомитель не она. Это Фабиан. — И воет, взывая к Богу: — Dios mio! Dios mio! Madre de Dios!