— Уверяю вас, мистер Медсен, что вы не обладаете абсолютно ничем, что я мог бы пожелать получить.
— Такой ответ меня разочаровывает, мистер Слоун. Должен признаться, что я не без удовольствия думал о встрече с вами, вернее будет сказать, второй встрече. Проникнуть в Западное крыло Белого дома можно считать большим достижением. Этот неслыханный поступок ясно свидетельствует о незаурядном уме, хитрости и самообладании. Но если вы думаете, что я выступил со своим предложением, не имея ничего, чем можно было бы его подкрепить, то я могу лишь констатировать, что, возможно, переоценил вас или же что вы недооценили мою решимость.
— Я и не думал недооценивать вас, мистер Медсен.
— О, позволю себе не согласиться.
— Дэвид?
Неожиданный звук этого голоса заставил Молью отстраниться. Слоун закрыл глаза и уронил голову на грудь.
— Тина... — прошептал он.
— Вы сможете убедиться, мистер Слоун, что я не из тех, кто делает заявления, чтобы потом отступиться от них.
— Ты сукин сын, Медсен! Ей-богу...
— Рад слышать, что она вам так дорога, как я, собственно, и подозревал.
— Слушай меня, Медсен...
Голос Медсена стал жестче:
— В вашем положении, мистер Слоун, вы не можете ни угрожать, ни требовать. И не стоит переходить на личности. Отнеситесь к этому как к сделке. У вас имеется пакет. Он мне нужен. Вы предоставляете мне его, и я отдаю женщину вам в руки. Просто, четко и ясно.
— Куда ехать?
— Эту информацию вы получите позже. Приедете вы один, мистер Слоун. Без детектива. И без полиции. Если вы меня слушаете, детектив Молья, — а я полагаю, что слушаете, — так знайте: чтоб вашего духу не было в радиусе пяти миль, иначе женщину я убью. А вам, мистер Слоун, я позвоню. Попытка самому связаться со мной или узнать мой номер будет, уверяю вас, тщетна. Все ваши звонки прослушиваются. Если с дороги вы кому-то позвоните, мне это станет известно. Понятно?
— Понятно.
— И еще — советую поторопиться. В вашем распоряжении две минуты до следующего моего звонка с дальнейшими инструкциями. Сто двадцать секунд. Если сейчас же вы не тронетесь с места, причем один, женщина умрет.
— Медсен...
— Время пошло. Ровно две минуты... отсчет начался.
— Медсен! — выкрикнул Слоун.
79
Том Молья мерил шагами паркет возле входной двери, крепко сжимая в руке ключи от джипа Бенто.
— Это исключается. Я не пущу тебя, Дэвид.
Слоун взглянул на часы. У него оставалась минута и сорок пять секунд, прежде чем тронуться в путь.
— Ты же слышал. Он убьет ее.
— Он убьет ее так или иначе. И тебя убьет. Медсен — опытный убийца, Дэвид. Тягаться с ним невозможно, и нет гарантий, что он будет один.
— Он будет один. Ему гордость не позволит думать, что он нуждается в чьей-то помощи, чтобы выполнить задуманное. Я бросил ему вызов. И он хочет его принять.
— И именно поэтому один ты не поедешь, и брось строить из себя мачо.
Слоун посмотрел на часы. Оставалось меньше полутора минут.
— Мачо тут ни при чем. Не в этом дело.
— Тогда в чем дело?
— Ты не понимаешь, Том, а у меня нет времени тебе объяснить, но смерть ее я не могу допустить. Не могу оставаться в стороне и наблюдать, как погибнет еще одна женщина, которую я люблю. Я уже пережил это дважды. И если есть единственный способ, который может сохранить ей жизнь, я должен им воспользоваться.
— Мы можем...
— Времени нет! — рявкнул Слоун. Он был тверд как скала. — Времени нет строить планы! И помощь звать нет времени! Давай ключи!
— Я поеду следом на безопасном...
— Дай мне ключи от машины! — Он протянул руку.
— Я спрячусь в багажнике.
— У джипа нет багажника.
— Я спрячусь за задним сиденьем, черт возьми!
— А ты не думаешь, что он это предусмотрел? Не думаешь, что и сейчас за нами уже кто-то следит? — Слоун взглянул на часы. Осталось меньше минуты. — Время на исходе.
— Я тут тоже не посторонний, Дэвид. Они убили Купермана и Питера Хо. Это не только твоя схватка.
— Тогда позволь мне драться за нас обоих. Не позволишь — Тина погибнет, и мы проиграем оба. У тебя есть семья, о которой ты должен думать. У тебя двое маленьких ребятишек, которым нужен отец, и жена, которая ждет своего мужа. А у меня нет в мире никого, кроме Тины. Она — и все. Если он убьет ее, мне будет все равно, жить или умереть.
Молья покачал головой.
— Прости меня, Дэвид, но совершить самоубийство я тебе не позволю.