Особенно,... 
98 
– Тогда почему ты расстроена?
– Вовсе пет. Я просто пытаюсь понять, что к чему.
– Понять, где любовь, а где вожделение, Она кивнула. Колин улыбнулся,
– Сердце мое, я так долго хотел тебя. А ты хотела меня, – добавил он.
Колин подумал, что такое признание будет ей приятно. Алесандра удивила его своим печальным видом,
– Вожделение – это грех, – прошептала она. – Не могу не согласиться, я нахожу тебя очень привлекательным, но на самом деле я не так уж и хотела быть в постели с тобой.
– Что за дьявольщина, почему же нет? Алесандра не могла поверить, что он обидится на ее признание. Она догадывалась, что нечаянно задела его мужское самолюбие.
– Потому что я не знала, что там происходит. Никто не говорил мне, как это прекрасно – заниматься любовью. Теперь ты понимаешь?
Колин улыбнулся широкой простоватой улыбкой.
– Знаешь, Колин, о чем я все время думаю, – сообщила она, – я долго не могла понять, почему чувствую себя такой беззащитной, но теперь знаю причину, и от этого мне гораздо легче.
– Объясни, – приказал он.
– Наверное, потому, что такая близость для меня большое потрясение. Я и не предполагала, что это будет так волшебно, и не догадывалась о своей чувственности. – Алесандра помолчала и улыбнулась ему. – Если бы у меня был твой опыт, возможно, я бы совсем не чувствовала себя уязвленной.
– Для жены не грех чувствовать свою незащищенность, – объявил Колин. – Однако ты не можешь ее чувствовать.
– Почему не могу?
– Потому что ты прекрасно знаешь, что я позабочусь о тебе, и, следовательно, совершенно бессмысленно чувствовать беззащитность.
– Это чрезвычайно самонадеянно с твоей стороны, муж мой.
Колин пожал плечами:
– П человек самонадеянный.
– А мужья чувствуют себя уязвимыми?
– Нет.
– Но, Колин, если…
Он не дал ей закончить свои возражения: накрыл ее губы своим ртом, прерывая разговор. Он только намеревался отвлечь ее мысли от этой странной темы, но Алесандра приоткрыла рот навстречу его языку и обвила руками его шею. Колин неожиданно почувствовал прилив страсти, которую был не в силах преодолеть.
Колин снова занялся с ней любовью, он хотел быть нежным и овладеть сю медленно и спокойно, но Алесандра свела все его благие намерения на пет, не сдерживая своих чувств. Хотя это ему казалось невозможным, но каждый раз ему становилось с ней все прекраснее, он получал все больше удовлетворения. Колин чуть не умер от переполнявшего его приступа страсти и, почувствовав ее слезы у себя на плече, решил, что снова причинил ей боль,
Колин зажег свечи, а потом вернулся к ней. Он обнял ее и утешал ласковыми словами. Алесандра убеждала его, что он не причинил ей боли, но не могла объяснить, почему плачет.
Он не стал вовлекать ее в разговор. Ее соблазнительные зевки сказали ему, что она вконец обессилела. Странно, но ему совсем не хотелось спать. Опасения, что он сделал ей больно, тревожили его, и Колин понимал, что ему потребуется гораздо больше времени, чтобы успокоиться. Когда он повернулся, чтобы задуть свечу, его внимание привлекли ее списки. На верхнем листке были написаны два имени. Первое – леди Виктория, затем леди Роберта. У каждого имени Алесандра поставила вопросительный знак.
Несомненно, это вызвало у него любопытство. Алесандра уже почти заснула, когда Колин разбудил ее.
– Что это такое?
Она не открывала глаза. Колин прочел имена и попросил объяснений.
– А нельзя ли это обсудить утром?
Он был уже готов уступить ее просьбе, когда Алесандра пробормотала:
– Между этими женщинами может быть какая-то связь. В конце концов они обе исчезли. После того как я поговорю с мужем леди Роберты, я тебе все объясню. Доброй ночи, Колин.
– Ты не будешь разговаривать об этом с виконтом! Его резкий тон проник сквозь ее сонный туман.
– Не буду?
– Нет. Хватит с него. Он не хочет, чтобы ты завалила его вопросами.
– Колин, я…
Он не дал ей закончить:
– Я запрещаю, Алесандра. Дай мне слово, что не станешь его беспокоить.
Она была удивлена и раздосадована таким повелительным тоном. Она не ребенок, которому нужно получить разрешение родителей, чтобы проявлять интерес или беспокойство по какому-либо поводу, и Колин прекрасно понимал, что голова ей дана не только для того, чтобы делать прическу.
– Обещай мне, Алесандра, – потребовал он снова.
– Нет.
Колин не мог поверить своим ушам.
98 
