Глава 2

«Брак не для щепетильных. Если двое хотят, чтобы союз продолжался и процветал, каждый из них должен дать волю сорванцу, что живет глубоко в душе, — пусть себе резвится, сколько хочет. На то он и ребенок, чтобы ваяться в грязи. Великодушие умоет его, а любовь переоденет в чистое, ошибки будут прощены, а раны исцелятся».

Что за никчемный жирный болван, думала Кэролайн Пелейни-Сальветти, пока консультант по семейным проблемам зачитывал избранные места из пособия, составленного им самим и с претензией озаглавленного «Помоги своему „я“ раскрепоститься в браке». Какой идиот сравнивает брак с борьбой в грязи? Впрочем, вот он, этот идиот. Больше всего на свете Кэрри хотелось послать консультанта ко всем чертям.

Она сделала вид, что потирает локоть, при этом поддернув рукав блузки так, чтобы видеть часы. Симпатичные «Картье» сказали, что осталось вытерпеть десять минут. Она не была уверена, что продержится.

Выпустив рукав, Кэрри глубже ушла в кресло и позволила мыслям странствовать, изредка глубокомысленно кивая — для мужа и для идиота-консультанта.

— Брак не для щепетильных! — повторил тот противным гнусавым баритоном.

Это был один из тех голосов, что раздражают невыносимо, как скрип мела по классной доске. От него сводило челюсти.

Консультант был напыщенным толстым пустомелей. Он настаивал, чтобы к нему обращались просто «доктор Пирс», полагая, что полное имя — Пирс Эбрихт — звучало бы чересчур формально на сеансах, где пациент делает харакири своей душе и вываливает ее содержимое на стол для анализа. На первом же сеансе Кэрри окрестила его про себя «доктор Прик». Он был выбран исключительно за свою популярность: все, кто с ним сталкивался, утверждали, что это современным гуру в вопросах супружеского воссоединения. По мнению Кэрри, это был мыльный пузырь, не более того. Фигляр. Шут гороховый.

Впрочем, ее Тони ничего иного и не заслуживал. Он и сам был фигляр. В данный момент он сидел рядом, сложив потные ладони словно в молитвенном экстазе, с видом абсолютной готовноста немедленно воплотить все советы в жизнь — ни дать ни взять Буратино, деревянно кивающий каждый раз, как консультант незаметно дергает за веревочки.

Пришлось прикусить губу, чтобы не расхохотаться или не закричать во весь голос. Завизжать на самой высокой ноте. К сожалению, Кэрри не могла позволить себе такой роскоши. Она дала слово этому слизняку, своему мужу, что будет вести себя прилично, будет притворяться, что в самом деле желает спасти брак, идущий ко дну стремительно, как «Титаник». Развод означал алименты, из ее кармана и на всю его оставшуюся жизнь. Сама мысль об этом пронизывала холодом до костей, потому что Тони предстоял долгий остаток жизни — все его предки без труда доживали до сотни, а ныне живущие родственники не выказывали признаков увядания.

Дядя Энцо, например, до сих пор еще самолично давил виноград на вино на красивом, как картинка, куске земли поблизости от Неаполя. А между тем ему уже стукнуло восемьдесят шесть! О здоровом образе жизни тут и речи не шло. Единственное, в чем дядя Энцо пошел на уступки возрасту, — в восемьдесят пять снизил ежедневную дозу сигарет без фильтра с трех пачек до двух и в виде компенсации стал класть вдвое больше чесноку во все, что ел, не исключая утренней каши. Если Тони были суждены столь же крепкое здоровье и выносливость, он мог все еще порхать как мотылек, в то время как Кэрри, уже дряхлая старуха, по его милости осталась бы при пустых сундуках, и ей нечего было бы оставить той единственной, которая что-то значила, — племяннице Эве-ри. Оставалось подыгрывать, посещая сеансы доктора При-ка. На случай, если брак все же рухнет (по мнению Кэрри, это был единственно возможный случай), Тони клятвенно обещал уступить свою долю в бизнесе добровольно и без всякой компенсации.

  18