очень нудно 
92 
Зал оживился. Только несколько державшихся особняком завсегдатаев казались безучастными. Это были пожилые люди, приходившие сюда каждый день как в театр; они сидели в углу, не обращая внимания на богатых ценителей. Одни листали каталоги, другие просто смотрели на еще не проданные драгоценности. Среди них выделялся один старик с совершенно белыми волосами – он сидел не шевелясь, как будто погруженный в глубокую задумчивость. Между полями помятой фетровой шляпы и воротником поношенного пиджака, покрой которого свидетельствовал, что он и его хозяин знавали лучшие дни, Альдо разглядел благородный профиль.
Старик сидел так неподвижно, что можно было принять его за мертвеца. Странно, но что-то в нем притягивало Морозини, какое-то смутное воспоминание, связанное с этим человеком, такое далекое, что он не мог его отчетливо сформулировать. Альдо очень хотелось бы увидеть лицо старика, но с его места это было невозможно.
Аукцион продолжался. Морозини не собирался больше покупать и довольно-таки рассеянно следил за торгами, а больше смотрел на зал, который теперь гудел, как растревоженный улей. Одной из самых азартных покупателей была леди Сент-Элбенс. Молодая англичанка преобразилась до неузнаваемости: ничем не прикрытая страсть превратила ее в разъяренную фурию. Она мерилась силами с Агаханом, а предметом ее вожделения был кулон итальянской работы XVI века: огромная жемчужина «барокко» в сочетании с разноцветными каменьями. Срывающимся голосом, нервно комкая в руках перчатки, Мэри набавляла цену.
«Господи! – вздохнул про себя Морозини. – Видел я на своем веку одержимых, но чтобы до такой степени... Счастье для лорда Килренена, что его сейчас отделяют от нее два или три моря...»
Зрелище стало совсем невыносимым, когда кулон достался восточному владыке: из прекрасных серых глаз англичанки брызнули слезы ярости. Луиза Казати – сама заботливость – пыталась утереть их и шептала что-то, показывая на столик оценщика: там как раз на подушечке из черного бархата показались бриллиантовые слезки. Вздох пронесся по притихшему залу.
Морозини тоже смотрел на них как завороженный: это были два великолепных камня грушевидной формы, искрившиеся нежным, чуть розоватым сиянием. Трепет восхищения пробежал по залу, словно рябь по глади моря. Старик в углу привстал, чтобы лучше видеть, но тотчас снова сел – было заметно, что он сильно взволнован.
Теперь цены выкрикивали со всех сторон. Даже Альдо поддался азарту, впрочем, на победу он не надеялся: когда в торги вмешивался кто-то из Ротшильдов, борьба становилась слишком неравной. Загадочный старик между тем то вскакивал, то садился вновь, и Морозини понял: мэтр Лэр-Дюбрей думает, что он тоже торгуется. Причем бедный, почти нищенский вид старика, очевидно, внушал оценщику сомнения, он вдруг приостановил торг и обратился непосредственно к нему:
– Вы желаете набавить, сударь?
В наступившей тишине раздался робкий, с нотками паники, голос:
– Я? Но я не торговался...
– Как так! Вы то и дело вскакиваете, поднимаете руки, вам следовало бы знать, что одного этого жеста достаточно...
– О! Простите меня!.. Я... я просто забылся. Понимаете, я так счастлив! Мне, видите ли, давно не доводилось видеть таких чудесных камней, и я...
В зале раздались смешки. Старик обернулся, печальный, но исполненный достоинства:
– Прошу вас! Не надо смеяться!.. Это правда...
Морозини, однако, не смеялся. Потрясенный, он уставился на лицо, внезапно всплывшее из глубин дорогого его сердцу прошлого: это был Ги Бюто, его наставник, пропавший без вести во время войны. Да, это был он, но в каком же плачевном состоянии! Бледное, изборожденное глубокими морщинами лицо, длинные седые волосы, отсутствующий взгляд, в котором читалось страдание... Альдо без труда подсчитал, что этому старику было не больше пятидесяти четырех – пятидесяти пяти лет. Аукцион потерял для Морозини всякий интерес. Он с нетерпением ждал окончания торгов с одним только желанием: скорее подойти к своему другу.
Все кончилось довольно быстро: слезки достались барону Эдмонду, и публика начала расходиться, обсуждая это событие. Опасаясь столкнуться с маркизой Казати, Морозини покосился в ее сторону и тотчас успокоился: Луизе было не до него. Она утешала подругу, пережившую на аукционе танталовы муки: Мэри Сент-Элбенс так и не смогла ничего купить и теперь горько рыдала, не в силах подняться со стула. В три прыжка Альдо оказался возле старого учителя. Тот по-прежнему сидел на своем месте – видно, ждал, когда рассеется толпа. Он тоже плакал, но беззвучно. Альдо опустился на соседний стул.
92 
