119 
Шурх, шурх, шурх. Белый песок, белое небо, вечный свет незаходящего, но невидимого солнца. Должно быть, здесь невыносимо скучно жить… Бедняжку стоило бы пожалеть. Вот только она сама, похоже, жалости не знает, потому что все ускоряет и ускоряет шаг, словно стремясь побыстрее… Добраться до кромки леса.
Лес? Откуда он взялся? Еще минуту назад впереди висело неподвижной кисеей все то же белое марево, а теперь через него просматриваются тонкие росчерки стволов и веток. Без-
листных, но вполне настоящих, а это значит… Мы идем к границам Нити.
Белизна песка постепенно переставала быть девственной, принимая привычный глазу грязно-желтый оттенок. Под ногами стали попадаться кусочки коры и шишки, а ветерок, показавшийся мне сейчас подарком богов, принес с собой ароматы соснового леса, под сень которого наша процессия и ступила, встречая рассвет. Впрочем, восходящее солнце пряталось где-то за частоколом шершавых стволов, оставляя на нашу долю одну лишь мерцающую серо-розовую дымку, в которой можно было.заметить и рассмотреть очень многое, но только не того, кто умеет прятаться. Только не лесного эльфа.
Он вышел из-за сосны и остановился, как будто ожидая следующего шага от нас. Высокий, обманчиво хрупкий, как и все его сородичи, похожий на них и все-таки другой. Если эльфы бывают изможденными, то перед нами стоял именно такой. Не просто стройный и тонкий, а до сухоты жилистый и странно одетый или, вернее сказать, раздетый. Обычно длинноухие трепетно относятся к своему телу, и хотя оно уязвимо куда менее человеческого, не пренебрегают одеждой, особенно живя в лесу, а этот был обнажен по пояс и бос. Истрепанные штаны, едва доходившие до колен, грозили в скором времени рассыпаться прахом, как, судя по всему, поступили остальные предметы одеяния, но их обладатель, видимо, был погружен в иные заботы, о чем свидетельствовали и зеленоватые то ли от природы, то ли от ниточек мха свалявшиеся космы, спускающиеся до самой земли. Чтобы расчесать их, понадобился бы не один день, а еще проще было бы все состричь наголо и отрастить снова. И уж совсем неуместным выглядел на голой груди серо-рыжий меховой воротник. Память о прежней роскоши?
- Прошу прощения, я немного задержалась,- начала разговор моя тюремщица, и хотя сутью фразы было извинение, в голосе женщины отчетливо сквозило презрение, будто ее собеседник не заслуживал ни вежливого обращения, ни чего бы то ни было еще.
Вопреки моим ожиданиям эльф остался по-прежнему неподвижен и молчалив, зато его воротник вдруг заворочался, переполз на плечи, приподнялся на задних лапах, передними оперся о затылок длинноухого и философски заметил:
Проси прощения у себя, сладенькая, ведь наши встречи нужны тебе намного больше, чем мне. Потом воротник подумал и добавил: Мне-то с них проку и вовсе никакого, ни наесться, ни на-
питься…
Борг, по- прежнему крепко держащий рубашку и не сумевший справиться с удивлением, хрипло прошептал, задавая вопрос самому себе:
Говорящий зверь?
Почему только говорящий? Я еще и пою немножко,- с наигранной обидой ответил воротник.
Слух у зверя тонкий, это точно, потому что великан выдох-нул свои слова мне прямо в затылок и на расстоянии несколь-ких шагов его уже никто не должен был услышать. А научить разговаривать не так уж и трудно, особенно если прибегнуть к магии.
- Не время для песен.
- Ну, не будь такой строгой, сладенькая! Утренняя заря так прекрасна и так нежна… Прекраснее только ты. Прекраснее и слаще.
Мне кажется или она вздрогнула? От страха? Нет, от неудовольствия, потому что следующая же фраза прозвучала суровее и в то же время печальнее:
- Я проклинаю тот день, когда прибегла к твоей помощи.
- А я благословляю, сладенькая. Без твоего вкуса моя сокровищница была бы неполной.
И воротник улыбнулся. Вернее, оскалился, потому что, несмотря на схожесть с человеческим, его личико все же несло в себе отчетливые звериные черты, а зубы… Интересное строение. Клыки тонкие и острые, как иглы, такими рвать мясо, к примеру, несподручно, а вот прокалывать шкуру - вполне.
- Если бы у меня был другой способ добиться желаемого, ты никогда бы…
- Ну-ну, сладенькая, не злись! Я ведь пришел на твой зов, едва только его услышал. Пришел, хотя мой ездовой конек почти при смерти, и если сдохнет прямо сейчас, мне придется возвращаться на своих двоих… Да-да, на четырех лапах я не кожу, и нечего так удивленно смотреть! Я же не животное!
119 
