114 
И ударило кому-то в голову: а ведь эту версию выдумал Геббельс! Это его проделки! Гитлеру требовалось оправдание вторжения, и вот рано утром 22 июня 1941 года Геббельс врал в микрофон… А Резун-Суворов повторяет.
Чудный аргумент. Палочка-выручалочка. Можно теперь меня фашистом обзывать, о сути книги не споря. Не вдаваясь, так сказать.
Аргумент про Геббельса понравился. Аргумент подхватили. Аргумент повторяют. И звучит обвинение ужасно. Прикиньте, каково оказаться в одной упряжке с Геббельсом!
Но ужасным обвинение кажется только на первый взгляд.
Историю пишут победители. Потому так повелось: раз сказал Геббельс, значит, вранье. Из этого следует, казалось бы, неотвратимый вывод: а все, чем нас кормил кремлевский Агитпроп, – чистая, кристальная правда.
И больше того: раз Гитлер – агрессор, захватчик, поработитель, следовательно, мы – освободители. Гитлеризм – тьма, а у нас, как говаривал товарищ Сталин, – свет с востока.
Однако советская коммунистическая пропаганда, мягко говоря, особой правдивостью тоже не отличалась. Был у нас свой Геббельс. Звали его Александром Сергеевичем. Нет, не Пушкиным, а Щербаковым. Так вот, сам Геббельс еще до германского нападения на Советский Союз приуныл: победить Сан Сергеича на состязаниях брехунов представлялось невообразимым, немыслимым и невероятным. Уж больно талантлив был товарищ Щербаков. Британское агентство Би-би-си Геббельс ни во что не ставил: уровень не тот. А вот как победить кремлевского оракула?
Кстати, Александр Сергеич побивал Геббельса уже своим титулом. Геббельс – министр пропаганды. Уже из этого титула следует, что задача его и подчиненного ему ведомства – гнуть угодную режиму линию, пропагандировать некие идеи, т.е. пудрить мозги широким народным массам, вывешивать лапшу на уши.
А товарищ Щербаков – начальник Советского информационного бюро: сообщаем только факты, никакой пропаганды.
И во всем у нас так было устроено. Газета – «Известия». Извещаем о том, что случилось. И только. Или вот: газета «Правда». Правда она и есть правда. Чистый светлый родничок. Без мути и примесей.
У них символ СС – череп с костями, а у нас у чекиста на рукаве колосья зреющие. Из таких мелких камушков грандиозные мозаики складываются. Гитлер миллионы людей истребил, потому как злодей. А наши товарищи с горячими сердцами истребили куда как больше миллионов. Ну так это ради прогресса.
Потому сегодня по любым городам мира можно привольно гулять с серпом и молотом. Никто и в морду не плюнет. Это же не свастика. И чекисту памятник можно воздвигнуть на народные денежки. Это же не эсэсовец!
А ведь памятник чекисту – это хуже, чем памятник эсэсовцу. Эсэсовец – это зверь со стороны. Он истреблял тех, кого считал врагом. А чекист – это свой, доморощенный негодяй. Он истреблял все вокруг. Своих и чужих. Десятками миллионов. И песня у него: «Не всех еще искоренили!»
И еще разница в том, что в Гестапо рвали ногти ради того, чтобы выявить настоящих сообщников, а в НКВД – чтобы выполнить разнарядку, спущенный сверху план истребления.
Чекист наперед знал, что пытает невиновных. Протоколы выдуманных признаний ребята с пылкими сердцами между собой называли «романами», а самых талантливых костоломов, вышибателей зубов, глаз и челюстей – «романистами». Вот из их-то рядов и вышел Александр Сергеевич Щербаков.
Вступил он в партию большевиков в 1918 году. Большевики победили, тут-то он аккурат к ним и примазался, тут-то он и проникся великими идеями. Поднимался вверх борзо, прыгая через десять ступеней. Товарищ Сталин самых талантливых видел за тысячи верст и действовал по принципу: молодым везде у нас дорога.
Смертные приговоры в те героические времена выносили без суда. Расстрельные списки на местах составляли и подписывали так называемые «тройки». Состав «троек» всегда был стандартным – первый секретарь местной коммунистической власти, прокурор и главный местный чекист. Щербаков в составлении расстрельных списков проявил особую прыть и удаль. Лично подписал сотни таких списков, отправив без суда на смерть тысячи людей. За такое усердие в работе Сталин бросал Щербакова в прорыв, туда, где с объемом работ не справлялись.
Только за 1937–1938 годы Щербаков побывал главным партийным воротилой, а следовательно, и членом «тройки», в Ленинграде, в Восточной Сибири, в Донбассе, в Москве и Московской области. В количестве расстрелов Щербаков старался угнаться за главным чемпионом в этом деле – Никитой Хрущевым. И часто весьма близко приближался к стахановской выработке Никиты Кровавого.
114 
