Особенно,... 
28 
– Ты влюбился, – ответила с улыбкой Элизабет. – Все симптомы налицо, Гай.
– Влюбился? – Гай взглянул на нее широко раскрытыми глазами.
Через минуту, покрутив в руках травинку, он неуверенно улыбнулся.
– Да, наверное, так и есть, – произнес он скептически. – Но скажи мне, это нормально – влюбиться в голос на кассете! По-моему, ничего более идиотского я в жизни своей не слышал.
– Почему же, если это тот самый голос, – с чувством сказала Элизабет.
– Ну и что я должен теперь делать? – Он выпрямился и пальцами разгладил волосы, после чего с неудовольствием посмотрел на остатки бриллиантина на руках. – Не могу поверить, что люди действительно все время мазали этим волосы, – сказал он, вытирая ладони о траву. – Лиз, я совершенно разбит. Ты должна мне помочь!
Элизабет тяжело вздохнула и мягко сказала:
– Я хочу помочь тебе. Но я обещала этой девушке – этой таинственной песеннице, что никому не расскажу, кто она. Я не могу нарушить своего слова, Гай. Я чувствую себя ужасно.
– То есть ты ее видела? – Гай наклонился вперед, лицо его просветлело. – Господи, Лиз, я не мог поверить, что она действительно существует! Словно… – Он отвернулся в сторону, голос его прервался. – Эта песня… Такое впечатление, что она поет именно для меня. Ты понимаешь, о чем я говорю?
– Да, – ответила Элизабет, не глядя на него, – понимаю.
– Не могу представить, что мог бы действительно увидеть ее. Сейчас это так трудно вообразить. Она в каком классе? Я знаю ее?
– Я, правда, не могу тебе сказать, – упрямо повторяла Элизабет. – Но думаю, что ты ее знаешь, – добавила она с чувством вины, не будучи уверенной, позволительно ли выдавать даже такой маленький кусочек тайны.
– Скажи мне только одно, – взволнованно сказал Гай. – Мне нужно спешить, Лиз. Через несколько минут мы должны опять начать играть. Но я должен знать одно: почему она хочет, чтобы никто о ней не знал?
Элизабет напряженно задумалась. Она сомневалась, как ответить. Могла ли она повторить слова Линн и не выдать тем самым ее секрета?
– Она застенчива, – неуверенно сказала Элизабет, однако мысль ее работала быстро. – Я думаю, что она боится привлечь внимание, и еще… – Голос ее сбился.
– И еще что?
– И еще, думаю, она стесняется своей внешности. Она считает, что у людей есть совершенно определенные понятия о том, как должны выглядеть артисты. И ей кажется, что она не соответствует этим стандартам. Она считает, что люди ожидают видеть на сцене кого-нибудь вроде Линды Ронстадт. И что они бывают разочарованы, если это не так.
Гай взглянул на нее.
– Линда Ронстадт… – повторил он, словно это имя ассоциировалось для него с чем-то.
Внезапно он вскочил на ноги.
– Она так и сказала? Она назвала Линду Ронстадт?
– Да, – ответила Элизабет, пораженная его реакцией. – Ну и что из этого следует?
– Элизабет, – ответил Гай, – ты спасла мне жизнь! – Он издал радостный вопль и начал скакать по газону. – Не знаю, как благодарить тебя!
Элизабет посмотрела на него. Что же она такого сказала? Он вел себя так – ну, как будто она каким-то образом подсказала ему, кто эта таинственная певица. Но она совершенно не представляла, как это произошло.
11
– Ну, что ты об этом думаешь? – спросила миссис Генри, повернув Линн в кресле на втором этаже в салоне «Серебряная дверь». – Кажется, тени хорошо оттеняют золотые блестки в твоих глазах.
Был воскресный день, и салон был пуст.
«Идеальное время для экспериментирования», – сказала мать.
И это был действительно эксперимент! Линн не могла поверить, чего сегодня только не было: сауна, маникюр, упражнения, косметика и урок ухода за кожей.
– Мама, это выглядит прекрасно, – с благодарностью сказала Линн, у которой ком стоял в горле.
Ей казалось невероятным, насколько мать стремилась помочь ей. Столько лет Линн вела себя как какое-то отродье, отказывая матери в доверии, была враждебной и упрямой. Все теперь переменилось, и Линн с болью в сердце наблюдала, насколько легко оказалось преодолеть расстояние между ними. Оказывается, мать всегда была готова к этому и ждала – а отчуждение было целиком ее, Линн, виной.
Миссис Генри вздохнула.
– Хорошо бы, чтобы было так же легко заставить тебя и внутри чувствовать себя столь же прекрасно, – сказала она. – Что касается внешнего вида, то ты другой человек! Но… – сделала она многозначительную паузу, – ощущаешь ли ты себя лучше изнутри? Знаешь, это ведь самое главное.
28 
