61 
«А Илья Муромец в чем ходил?» — поинтересовался генерал.
«В военном».
«Точно! — обрадовался генерал. — А водка, к примеру, какая была?»
«Хорошая. Травили нашего брата хорошей водкой во все времена и во всех Русях — и в Киевской, и в Московской, и РСФСР».
«Даже при Владимире Ясном Солнышке?» — умилился генерал.
«При нем — в особенности».
Трость продолжала щелкать в углу. Гайдамака направился в угол гостиной и дыхнул на нее. Счетчик Гейгера заливисто зачирикал, как стая воробьев. Черчилль с Маргариткой были где-то недалеко.
«Как я понимаю, вы, генерал, принадлежите к партии славянофилов?» — спросил Гайдамака.
«Славянолюбов, — поправил Акимушкии, — Партия — сильно сказано, Командир. Течение».
«Славян, значит, любите? А как считаете, трактирщик, продавший эту водку, славянин или какой другой национальности?»
«Какой?»
«Ну, не знаю… жид, армянин или грек, которые Россию спаивают».
«Вряд ли, — буркнул генерал. — Наш, кровный, Держиморда. А что с водкой-то?»
«А то, что она мечена бесовской печатью!» — Гайдамака приблизил дозиметр к штофу, и тот в ярости затарахтел.
«Ах ты, черт! — воскликнул Николай Николаевич. — Василий!»
Пришел Василий.
«Где водку брал?»
«А зачем вам знать, барин?»
«Водка отравлена!»
«Свят, свят, свят… У будочника!»
«Где это?»
«У Кузнецкого моста».
«А говорил, что пол-Москвы обскакал! Шубу! А Командиру его… э… одежду!»
«Скафандр», — подсказал Гайдамака.
«Выпьем на коня», — сказал Акимушкин.
«Так отравлена ж!» — ужаснулся Василий, волоча скафандр.
Николай Николаевич отмахнулся, поморщился, налил всем, все выпили, и они поскакали через всю Москву — впрочем, не поскакали, а пошли пешком, потому что Василий только начал будить лошадь и запрягать коляску и обещал догнать их в дороге. В морозном воздухе пахло купидонами, Гайдамака чувствовал присутствие Черчилля и Маргаритки.
ГЛАВА 17. Первый лев у подножья Килиманджаро
В Ялте чудесная погода, вот только идет дождь, грязно, противно, и приходится надевать калоши.
Тем временем Сашко с Гураге совершали свадебное путешествие по Восточной Африке. (В промежутке между Люси и Гураге Сашко отправился в непроходимые джунгли за прекрасной негритянкой Кай-Кай, совсем как Пушкин с прекрасной цыганкой Азой за цыганским табором, хотя негритянка Кай-Кай была не совсем то, что требовалось для выведения Пушкина, — она была из племени каннибалов {но жен у Сашка было так много — кроме официального гарема целая прорва, — что любой биограф запутается}.) Сашко после Гуляй-града, станции Блюмеиталь и Севастополя побывал в Стамбуле и в Риме, значительно расширил свой кругозор и занялся Африкой. Ах, Африка! Он влюбился в Африку. (Правда, здесь Сашку не хватало борща и вареников; еще правда и то, что он и в Украине не очень-то привык к борщам и вареникам, больше к их запаху.) Нгусе-негус подарил им для свадебного путешествия лендровер из личного гаража, по лендровер вскоре нажрался песка и зачах, не доехав до джунглей, опять пришлось ловить верблюдов и пересекать с караваном Сахару. Сначала они с невестой исследовали офирские Лунные горы — это царство теней и призраков, потом посетили Голубой Нил и побывали в Кении у подножья Килиманджаро, но взбираться на заснеженную вершину Сашко тогда поленился, а влез на нее с ледорубом перед самым нападением итальянцев на Офир; влез, чтобы помолиться всем африканским богам и, спустившись, убить под Килиманджаро своего первого и последнего льва, чем-то неуловимо похожего на Муссолини (какого-то смурного, лысого льва, закатывавшего глаза), — убить одного льва вполне достаточно, но и этого смурного льва Сашко не хотел убивать, однако убил его из винчестера, спасая какого-то безумного и абсолютно обнаженного американца, оказавшегося знаменитым боксером и малоизвестным писателем по имени Ernesto Hemingway[49] — о дружбе Сашка Гайдамаки с Эрнестом Хемингуэем будет рассказано в своем месте.
Как и следовало ожидать, генетический эксперимент Гамилькара вскоре вышел из-под контроля. Гураге с грехом пополам родила светло-кофейного мальчика, который через, полгода умер от желтой лихорадки; она запила, загуляла и вообще не оправдала государственных ожиданий — она явно не годилась в прабабушки африканского Пушкина. Гамилькару не терпелось ускориться, увидеть результаты эксперимента, и потому Гурагой дело не ограничилось. Сашку требовался личный гарем. Объявили конкурс, гонцы на лошадях и верблюдах скакали в отдаленные селения, выбирали невест для Сашка. Это должны были быть опытные черные девицы лет шестнадцати, в этом возрасте офирянки особенно плодотворны и плодородны. Она должна была родить от Сашка сына — Сашка Гайдамаку-старшего, деда офирского Пушкина; сын должен был произвести на свет в следующем поколении Сашка Гайдамаку-среднего, отца Пушкина, и, наконец, от него должен был появиться на свет Сашко Гайдамака-младший — африканский Александр Пушкин.
61 
