59 
— Да, Мэри. Это придаст смысл грядущему дню.
— А теперь я должна бежать.
Фраза была не из тех, что она использовала обычно. Это была фраза, которую она слышала по радио. Большая часть ее слов была заимствована не из книг, но, кажется, его это не волновало. А может быть, он привык общаться с людьми, которые говорили так, как она. До сих пор, по крайней мере до больницы, она общалась только с представителями рабочего класса. Другим важным источником было для нее кино. Ей нравился Шарль Бойе. И ей казалось, что Дэвид Маммери похож на молодого Шарля Бойе. На телевидении теперь мелькают совершенно новые лица. И она на самом деле не пошла, а побежала к дому.
Джозеф Кисс был взволнован меньше Мэри Газали. Замечательная девушка, самоучка, и акцент у нее странный, непонятно какой. Видимо, училась говорить заново. Как ребенок? Мейл мне расскажет. Теперь она не ребенок. Ее собственной дочке уже пятнадцать или около того. Примерно столько, сколько Маммери. Мейл был потрясен. Должен был слушать лучше. Ее кожа… Вибрирует. Согревает. Она светится. Ах, я не знаю, не знаю. Что нас разделяет? Возможно, слишком многое. Но какой чрезвычайный стимул! Однако будет ли это порядочно? Он почувствовал слабую боль в голове и почесал лоб. А потом направил свои стопы к фонтану. Наверняка Дэвид Маммери уже кончил читать и хочет обсудить прочитанное.
Мисс Полин Гоуэр, которая с тридцатого года, когда она получила права категории «Б», перевезла уже более двадцати тысяч пассажиров, летит сейчас вместе со своей подругой мисс Дороти Спайсер, племянницей известной общественной деятельницы миссис Три. Сегодня на авиалайнере «Девуатен Д-триста тридцать два», взятом напрокат у «Эр-Франс», они доставляют из Парижа в Кройдон выдающегося русского генерала Алексея Николаевича Куропаткина, главнокомандующего Северной армией.
Мэри Газали увидела, что темная палата пуста. Лучик солнечного света падал через прорезь в жалюзи на гладкую поверхность теннисного стола, а слишком явственная тишина наводила на мысль о недавнем происшествии: возможно, кто-то из пациентов «выкинул номер», как выражалась обычно сестра Коггс. Атмосфера напоминала ту, что наступает после того, как санитары уведут, утихомирив, разбушевавшегося пациента, а все остальные замыкаются в страхе, что с ними могут поступить точно так же.
Радуясь, что ее никто не видит, Мэри вгляделась в полумрак и устроилась в плетеном кресле лицом к освещенной оранжерее. Силуэты четырех фигур находились там же, где она их оставила. Рейчел тихонько качалась из стороны в сторону. Она всегда так делала, когда ей некому было подражать. Одна из старушек спала. Почувствовав присутствие Мэри, Джойс повернула голову, но не сумела разглядеть ее во тьме. Я так натерла седлом бедра, что с них просто кожа слезла, но все равно так полюбила эту страну и простых людей племени вайнаху, что стала считать себя индианкой, ведь они считают себя частью своей земли. Это общая черта всех индейцев и Северной, и Южной Америки. Незаметными движениями стряхивая с рук налипшие травинки, Мэри с радостной дрожью думала о Джозефе Киссе и Дэвиде Маммери. Имеет ли она право соблазнить мальчика? Он такой хорошенький. Она покачала головой, чувствуя себя одержимой бесами, хотя всего лишь испытывала вожделение к Дэвиду и мистеру Киссу. Какое совпадение встретить их в один и тот же день! Тем не менее она не была полностью уверена в том, что не сошла с ума. Она вспомнила болтовню медсестер об их курортных романах, рассказы о дежурствах в других отделениях больницы, о тайных свиданиях, о побегах с возлюбленными. Возможно, это форма фиксации для любого, кто еще не впал в маразм. Как-то раз она подслушала рассказ доктора Мейла о симптоме Хантингдона — вспышке сексуального влечения, сопровождающейся, по его словам, столь же резким падением нравственных барьеров. Другими словами, как заключила она, опираясь на самостоятельно почерпнутые из книг сведения, человек превращается в «фантазию божественного маркиза». Эти выводы позабавили, но не удовлетворили ее. Она была уверена, что ее чувство не более чем обычное влечение, которое разделяет, по крайней мере, мистер Кисс. Проблема заключалась не в том, почему она возжелала одновременно и мальчика, и мужа, а в том, как их добиться. С каждым днем она все более убеждалась, что четырнадцать лет жизни прошли как во сне. Теперь она должна их наверстать. Это означало, что она готова поддаться любому порыву, пойти на любой риск, для того чтобы понять, чего именно была лишена. При этом здравый смысл подсказывал ей, что ее фантазия не основана на сколько-нибудь разумной логике и она должна принять свою судьбу просто как несчастный случай, а свое спасение — как счастливый. Многие тогда погибли на месте. Она глубоко вздохнула.
59 
