Прохожу сквозь толпу, люди будто сделаны из потрескивающего льда. Напряжением воли я устраняю их голоса и другие звуки.
Тишина.
– Ты где? – зову я.
– Здесь, – слышится слабый голос, как будто за сотни километров от меня.
– Где это «здесь»?
– Здесь.
Голос звучит из глубины собора. Толкаю дверь и вхожу.
В соборе полная темнота. Я делаю усилие и вижу неф, скамьи, алтарь.
– Я тебя не вижу.
– Я здесь, поспеши.
В глубине собора, прямо за главным алтарем, вспыхивает луч света. Фрески на стенах являют собой кадры из фильмов ужасов: Фредди Крюгер сжимает в когтях Мадонну, Джейсон рубит топором апостолов, Ганнибал Лектер мечет дротики в святого Себастьяна.
– Я здесь.
Иду вдоль нефа к алтарю. Сцена теряет краски. Передо мной стол и стулья. На одном из них сидит человек, которого я хорошо знаю. У него мое лицо и мое тело.
Он дает мне знак сесть рядом.
– Привет, Компаньон, – здороваюсь я. – У меня к тебе несколько вопросов.
Он кивает:
– Знаю. Я это понял сразу же, как только ты втянул меня в твой сон. Ты поступил правильно, мне тоже многое нужно тебе рассказать.
В наших солнечных очках отражается бесконечность.
– Сандроне! Черт! Сандроне, просыпайся! – Голос молотом бил в мои перепонки. Я что-то пробормотал. – Сандроне! Ну же!
Я почувствовал, что меня тянут за руку. Веки словно склеились. Губы тоже. Горло пылало.
– Арг…
– Сандроне!
Меня пытались посадить. Я сделал усилие и открыл глаза. В зрачки больно ударил свет. Я вновь зажмурился. Пощечина. Еще одна.
– Аххр, – захрипел я. – Аххр…
Опять открыл глаза. Перед ними все вращалось дикой каруселью. Надо мной склонилось лицо. Сильвия. Я закрыл глаза.
– Со мной все в порядке, – выдавил я. – Дай мне… пару минут, и я приду в себя. – Язык с трудом шевелился, шершавый, как картонный.
– Нет, ты должен встать сейчас же. Я тебе помогу.
Она вцепилась в мои ноги и поставила их на пол. Они показались мне отлитыми из резины. Как и все мое тело.
Попробовал еще раз открыть глаза. На этот раз комната выглядела лучше. Стены стали на свои места. Я почувствовал рвотные позывы, желудок сжал сильный спазм. Но безрезультатно. Потому что все уже вышло раньше. Весь живот был в блевотине.
– Все нормально, – повторил я более твердым голосом. – Сейчас встану.
Я сделал попытку встать и, если бы Сильвия не успела поддержать меня, упал бы навзничь.
– Шагай. Давай, будь молодцом. Шаг, вот, еще один.
Я едва переставлял ноги, пока не начал чувствовать их. Каждый шаг отдавался болью в висках.
– Хватит, Сильвия. Мне уже лучше. Дай я сяду, пожалуйста. – Вонь рвоты обволокла меня.
– Садись на этот стул. Сейчас я вызову врача.
– Нет, нет, мне уже лучше. Видишь, я разговариваю, соображаю. Сейчас приду в себя. – Мозг еще работал в двух измерениях: на дне глаз отражался полумрак собора и луч света над алтарем, а напротив стояла Сильвия и смотрела на меня, как на одного из своих подопечных, с профессиональным интересом.
– Сколько ты их принял? – спросила она.
– Дай подумать… кхм… только две, – соврал я.
– Ты уверен?
– Клянусь.
– Нельзя принимать снотворное с алкоголем, может крыша съехать.
– Да я выпил всего ничего. – Я прилагал огромные усилия, чтобы голос не походил на голоса мультяшных ведьм, но это мне не удавалось. – Слушай, подруга, сядь и не строй из себя занудную мамашу.
Сильвия уселась напротив меня на кровать, выбрав место, каким-то чудом избежавшее моих желудочных извержений.
– Я вернулась домой как раз в тот момент, когда тебя всего крючило и рвало. Ты понимаешь, что мог умереть от удушья, идиот?
– Но этого же не случилось. – Кто-то дятлом долбил мне в темечко. Голова просто раскалывалась от боли.
Тон Сильвии стал мягче:
– Сандро, что-то не так? Ты переживаешь из-за работы? Поговори со мной, я твой друг, черт тебя побери!
Я изгадил ей кровать, она обнаружила меня нажравшимся снотворного, а я не знал, что ей сказать. Все опять поплыло перед глазами, и я вперил взгляд в какую-то точку на стене, пытаясь остановить ускользающую действительность.
– Сильвия, прости меня, но сейчас мне слишком хреново, чтобы говорить. Пожалуйста. Позволь мне принять душ, потом я объясню тебе все. Правда.
– Иди. Я дам тебе переодеться. Только потом поговорим обязательно.
После душа, натянув чистую рубашку, я почувствовал себя мерзавцем, то есть намного лучше. И мне даже удалось сварганить для Сильвии историю, которая едва стояла на ногах и вообще, по-моему, выглядела идиотской.