.
Очередная сказка о Золушке 
120 
После 1991 года архивы чуть-чуть приоткрылись, и исследователи получили доступ к тетрадям, в которых регистрировались посетители сталинского кабинета с 1927 по 1953 год. Выяснилось, что Сталин в первые дни войны работал, причем работал так, как мало кто на этой планете. Запись 21 июня 1941 года: «Последние вышли в 23.00». Но это вовсе не означает, что рабочий день Сталина завершился. После того как последние посетители вышли, он еще мог работать с документами сам, он вел телефонные разговоры, он работал не только в своем кабинете, но и в кремлевской квартире, и на дачах.
22 июня 1941 года прием посетителей начат Сталиным в 5.45. Он продолжался 11 часов без перерывов. Посетители: Молотов, Берия, Тимошенко, Мехлис, Жуков, Маленков, Микоян, Каганович, Ворошилов, Вышинский, Кузнецов, Димитров, Мануильский, Шапошников, Ватутин, Кулик…
Далее у Сталина на целую неделю — один сплошной рабочий день с перерывами. Прием посетителей начинается то в 3.20 ночи (23 июня), то в 1 час ночи (25 июня) и завершается ночами, то в 1.25 (24 июня), то в 2.40 (27 июня), то в 00.50 (28 июня). Прием посетителей продолжается по пять, шесть, двенадцать часов. Иногда рабочий день Сталина длится 24 часа с небольшими перерывами. Но повторяю — мы знаем только то, что в моменты перерывов в его кабинете нет посторонних. Но это еще не означает, что он в это время не работает.
А вот после этой недели в журнале регистрации посетителей два дня пропущены: 29 и 30 июня.
Хрущев рассказывал, что немцы напали, а Сталин испугался и убежал. Теперь выясняется, что после того, как немцы напали, Сталин работал семь дней на пределе человеческих возможностей и за этим пределом. А потом вдруг…
Если Сталин и боялся Гитлера, то после нападения он не мог испугаться еще больше. Выясняется, что он и не испугался в первый день войны, он работал, а в интенсивной работе забывается все. Эмоции отходят…
Если Сталин не испугался в первый момент, то мог ли он испугаться на восьмой день?
Загадка сталинского поведения в первые дни войны меня терзала давно. Разгадку я нашел в Третьяковской галерее. Можете со мной соглашаться, можете возражать, но лично меня найденный ответ удовлетворяет.
Итак, Третьяковка. Обычно я приходил к вечеру. Так повелось: в Бородинскую панораму поутру не пробиться. А за пару часов до закрытия…
И в Третьяковку тоже.
Я люблю второй этаж. Больше всего — пейзажи. Во мне не состоялся великий пейзажист. Сознавая загубленную потенцию, часами ревниво рассматриваю чужие холсты: осинки, березки, елочки. На каждом пейзаже местечко высматриваю, куда бы лучше противотанковую пушку всобачить. Чтоб скрыть ее напрочь от вражьего глаза.
А самая моя любимая картина — «Ночь на Днепре» Куинджи. Картину эту никогда не встречал в репродукциях. Ее невозможно копировать: черная ночь, 41 оттенок черного цвета, зеленая луна, того цвета, каким бывает огонь светофора в ночном тумане, и лунная дорожка по Днепру, и отблески по черным облакам. Какая ночь! Какой простор! Какая мощь! Самый момент Днепр форсировать. И еще лучше в такую ночь снять тихонечко 3-ю гвардейскую танковую армию с Букринского плацдарма и под соловьиные трели перегруппировать ее на Лютежский плацдарм. Чтоб никто не дознался. А потом с Лютежского, откуда появления танковой армии противник не ждет, внезапным ударом… Ах, Куинджи!..
А самая моя любимая скульптура — «Крестьянин в беде» М.А. Чижова. Сидит мужик на пепелище, рядом — мальчик. Если вникнуть в суть, то отойти от скульптуры не получается. Скульптура белого мрамора, пепелище предельно скупо обозначено. Но трагедия проступает так остро, что сознание дорисовывает и восстанавливает все, что не мог скульптор уместить на небольшом постаменте: всю жизнь мужик пахал как вол, выстроил дом, поднялся на ноги и вот… И головешки белого мрамора воспринимаются как черные… И горе аж сочится из холодного камня… Мальчик трогает отца за плечо… Он еще не понял всей глубины несчастья…
Иногда я приходил в Третьяковку и долго из дальнего угла рассматривал две скорбные фигуры…
А однажды брел по залам, мысленно прятал пушки противотанковые за пригорочки, двигал танковые армии с плацдарма на плацдарм и вдруг внезапно оказался у той самой беломраморной чижовской статуи. Чуть было плечом ее не снес. Поднял глаза… обомлел:
ТАК ЭТО ЖЕ СТАЛИН!!!
Давайте же вернемся в тот страшный июнь 1941 года: жаркое лето, где-то далеко идет война, а в Подмосковье в лесной тиши пахнет сосновой смолой, за окном шмели жужжат. Сталин, забыв о времени, сидит в простой своей комнате на солдатской кровати, оперев лоб на ладонь. Ему не интересно, что происходит на фронтах, что происходит в его стране и мире. Он никуда не хочет бежать. Это тихое самоубийственное отчаяние. Всю свою жизнь он отдал идее. Он — великий служитель. Он истребил всех своих врагов, чтобы подчинить великую страну и поднять ее на величайшее дело. Он истребил миллионы людей, чтобы заставить остальных выполнять свои приказы, он очистил армию от врагов народа и подчинил ее своей неукротимой воле. Он отдал все, что имела страна, военной промышленности. Он поддержал в свое время Гитлера, помог ему подняться на ноги. Он толкнул Гитлера в войну и ждал, когда война разорит Европу. Он истратил тысячи тонн золота за немецкую, французскую, британскую, американскую, итальянскую, швейцарскую технологии. Он перестроил промышленность на режим военного времени, он лично контролировал создание танков и самолетов для грядущей войны, он выпустил их в достаточных количествах и сосредоточил у границ. У границ он собрал гигантские запасы боеприпасов, топлива и всего, что нужно для победоносной войны на чужой территории: автострадные танки, штурмовую авиацию, планеристов и десантников… И вот когда великое предприятие готово…
120 
