Последние отзывы

  29  

Минутой позже он покинул улицу Гутенберга и двинулся по направлению к бульвару Осман, где находилась контора мэтра Лэр-Дюбрея: в том, что касалось продажи с аукциона, ему не было равных во всем Париже, особенно если речь шла о драгоценностях. А кроме того, встретиться с ним было попросту приятно, поскольку Альдо хорошо его знал и оба радовались любому случаю повидаться – хотя бы ради удовольствия поговорить о драгоценных камнях и прославленных украшениях.

И все же, выйдя от Юсупова, Морозини не без колебаний назвал шофёру адрес конторы Лэр-Дюбрея. Ему захотелось направиться на набережную Орфевр и отдать комиссару Ланглуа эту жемчужину, которая явно никого не привлекала, – за исключением банды убийц! – и которую Альдо находил теперь весьма обременительным имуществом. Ему не терпелось вернуться домой, но он не мог уехать из Парижа до тех пор, пока полицейский не вытянет из него все, что считает нужным. Кроме того, Альдо считал, что у него есть обязательства по отношению к Маше Васильевой. Стоит только подвеске попасть в сейф полиции, и одному богу известно, когда она снова увидит свет! Она останется лежать под замком, не принося никому ни малейшей пользы, да вдобавок еще недоверие комиссара Ланглуа усилится, если Альдо признается ему в том, что хранит у себя вещественное доказательство. Действительно, лучше всего ее продать, и продать как можно скорее.

Мэтр Лэр-Дюбрей, как и рассчитывал Морозини, встретил его с распростертыми объятиями, если только подобное выражение применимо к человеку, в повседневной жизни предельно сдержанному и необщительному. Но таков уж удел любой исторической драгоценности: заставлять даже тех людей, которых никак не назовешь экспансивными, забыть о выдержке и хладнокровии.

– «Регентша»?.. Вы принесли мне «Регентшу»? – воскликнул этот выдающийся оценщик, когда за ними плотно закрылись обитые кожей двери его кабинета и Морозини рассказал, зачем пришел. – И вы совершенно уверены, что это именно она?

– Судите сами! Огромная жемчужина снова, покинула свое укрытие, но этот раз рука Лэр-Дюбрея с благоговейным восторгом взяла подвеску и перенесла ее на письменный стол, под только что зажженную мощную электрическую лампу. В течение нескольких минут в строгом, но вместе с тем роскошном кабинете, украшенном картинами и прочими предметами, которые могли бы осчастливить любой музей, царила глубокая тишина. Альдо, усевшись в кресло, молча наблюдал за оценщиком.

Наконец тот погасил лампу и, не выпуская из рук жемчужины, вернулся на прежнее место за рабочим столом.

– Никогда бы не подумал, что снова ее увижу, – вздохнул он. – Видите ли, князь, я был еще подростком во времена прискорбно памятной нам продажи королевских драгоценностей, и мой отец принимал в этом участие. Зная о моей уже тогда пробудившейся страсти к историческим драгоценностям, он взял меня с собой, сказав, что мне выпал неповторимый шанс увидеть сказочную сокровищницу, собранную французскими императорами, приумножившими то, что досталось им от французских королей. Незабываемое и горестное зрелище, от которого я пришел в ярость! Мне хотелось броситься к этой ослепительной витрине, выхватить из нее хотя бы самые прекрасные вещи и убежать с ними. Я был... потрясен, зачарован... Мое внимание прежде всего привлекли тогда прелестный жемчужный венец императрицы Евгении... и вот это чудо природы, сиявшее среди бриллиантов... О боже!.. Никогда мне не забыть того дня, до самого вечера я плакал и не мог успокоиться. Но вы, наверное, считаете меня безумцем?

– Ни в коем случае! Вы и представить себе не можете, дорогой мэтр, до какой степени мы с вами схожи. Единственное Различие между нами состоит в том, что вы, насколько я заметил, питаете слабость к жемчугу?

Оценщик залился румянцем, словно юная дева при первом объяснении в любви.

– Я его обожаю... А вы нет?

– Нет. Я больше люблю камни. В особенности изумруды и бриллианты, от которых вполне могу потерять голову! При этом, разумеется, невозможно оставаться совсем уж равнодушным к жемчугу. И, кстати, не можете ли вы сказать мне, почему эта жемчужина называется «Регентшей»? С исторической точки зрения это совершеннейшая бессмыслица...

– А вот и нет, имя было дано не случайно. И намного раньше того дня, 28 января 1811 года, когда она перешла из рук Нито в руки Императора, вот только я думаю, что, кроме меня, об этом никто не знает. Да и я обязан своими знаниями случаю и большой удаче, позволившим мне при подготовке к торгам обнаружить в библиотеке замка в долине Луары письмо маршала д'Эстре, который в то время был послом в Риме. Письмо было адресовано его внучатому племяннику герцогу де Бофору и сопровождало удивительный подарок, который следовало «без лишнего шума» передать королеве Анне Австрийской. Король Людовик XIII только что скончался, и молодой Бофор, которого молва называла любовником королевы, был в большой милости. Думали даже, будто его ожидало еще более высокое призвание, и маршал, заботившийся о чести рода, желал упрочить будущее, обещавшее стать ослепительным. Впрочем, только ввиду столь блистательных перспектив маршал решился расстаться с драгоценностью, тайно подаренной ему папой Григорием XV в знак благодарности за мощную поддержку, оказанную ему, тогда всего лишь кардиналу Людовизи, в момент избрания на папский престол. В конце своего письма Франсуа-Аннибал д'Эстре советовал племяннику дать этой несравненной жемчужине имя «Регентша», поскольку именно регентшей стала в это время мать малолетнего Людовика XIV-го.

  29