ФАНТАСТИКА

ДЕТЕКТИВЫ И БОЕВИКИ

ПРОЗА

ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ

ПРИКЛЮЧЕНИЯ

ДЕТСКИЕ КНИГИ

ПОЭЗИЯ, ДРАМАТУРГИЯ

НАУКА, ОБРАЗОВАНИЕ

ДОКУМЕНТАЛЬНОЕ

СПРАВОЧНИКИ

ЮМОР

ДОМ, СЕМЬЯ

РЕЛИГИЯ

ДЕЛОВАЯ ЛИТЕРАТУРА

Последние отзывы

Слепая страсть

Лёгкий, бездумный, без интриг, довольно предсказуемый. Стать не интересно. -5 >>>>>

Жажда золота

Очень понравился роман!!!! Никаких тупых героинь и самодовольных, напыщенных героев! Реально,... >>>>>

Невеста по завещанию

Бред сивой кобылы. Я поначалу не поняла, что за храмы, жрецы, странные пояснения про одежду, намеки на средневековье... >>>>>

Лик огня

Бредовый бред. С каждым разом серия всё тухлее. -5 >>>>>

Угрозы любви

Ггероиня настолько тупая, иногда даже складывается впечатление, что она просто умственно отсталая Особенно,... >>>>>




  41  

От негров же на память ничего не осталось. Впрочем, через месяц Элка принесла несвежую «Гуляйградскую правду» с заметкой о том, что в больнице «Скорой помощи» умер камерунский негр без прописки с фамилией Гайдамакайя, которого привезли пожарники с белой горячкой («У кого горячка-у негра или у пожарников? У негра, наверно, должна быть черная горячка? У пожарников — красная?» — подумала Элка), сняв его с края крыши Гуляйградского Драматического театра (ГДТ — «гыдота», как называли свой театр гуляйградцы), когда африканец в шапке-ушанке изображал из себя Отелло и кричал собравшемуся внизу пароду:

  • Я — царской крови и могу пред ним
  • Стоять как равный, не снимая шапки.

Народ аплодировал и кричал:

— Давай еще!

— Читаю стихи! — кричал негр.

— Давай! — отвечал гуляйградский народ.

Пожарники уже выдвинули лестницу и лезли на крышу.

Негр закричал:

  • Я памятник себе воздвиг среди Сахары —
  • Кастальский чистый ключ поэзии моей.
  • Ни юный эфиоп, ни караванщик старый
  • его не обойдут в жару январских дней.
  • Нет, весь я не умру! Но, вознесенный к тучам,
  • прольюсь, как свежий дождь. И, бедный бедуин,
  • я буду знаменит, пока под солнцем жгучим
  • жив будет негр — хотя б один.

Пожарники уже были на крыше.

  • Пускай ползет гюрза за ядом в тень анчара — а мне не страшен яд хандры и забытья.
  • О, Русская земля! Ты тоже как Сахара — нечерноземная, пустынная моя.
  • Твой сын, Сковорода! Твоих цветущих вишен вошел в меня озноб.
  • И, черный негритос, я был тобой любим,
  • когда бродил, нелишен, среди беленых изб, черемух и берез.

Негр продолжал декламировать, когда пожарники бережно снимали его с крыши, пораженный народ внимал и безмолвствовал:

  • И пушкинский мой дар — божественный гостинец! —
  • оценит, полюбив, разумный индивид:
  • Негроид, и русак, и щирый украинец,
  • и друг пустынь — семит.
  • И долго буду тем любезен я потомкам,
  • что, воспевая страсть, я улетал в астрал,
  • что сердце я вспорол стихом, как бритва, тонким
  • и с кровью века кровь свою смешал.[92]

В больнице негр кричал, что он «народный артист Камеруна», и порывался выброситься из окна, поэтому держали его на первом этаже, пока он не переселился в мир иной. В Камерун была послана телеграмма, а пока артиста похоронили на городском кладбище возле забора. Там много заброшенных могил, и кладбищенской администрации следует привести все беспризорные захоронения в порядок — перекопать, свалить всех в одну братскую могилу и установить памятник «Неустановленной личности».

ГЛАВА БЕЗ НОМЕРА

13 числа каждого месяца в Офире никто не работает.

Из записок путешественников


НЕСКОЛЬКО СЛОВ ПО ПОВОДУ «ДЕЛА О СЕКСУАЛЪ-ДЕМОКРАТАХ»

(авторское отступление)

Бойтесь одесских репортеров!

А. Чехов

Была ли у сексуалъ-дофенистовъ положительная программа? Безусловно. Почти целый век основную продукцию «Суперсекстиума» составляли прокламации эротического содержания. Oua (программа) зафиксирована даже на вывеске веселого заведения мадам Кустодиевой. Эта программа заключалась в одном-единственном слове, которое Великие французские энциклопедисты почему-то забыли вписать в свой Великий лозунг своей Великой революции, хотя в черновике это слово было. Как видно, в начале французской революции Ж.-Ж. Руссо в страшной спешке успел написать три слова (и каких! Это вам не тухлые «мир, труд, май»): СВОБОДА, БРАТСТВО, РАВЕНСТВО И…

Но последнее, четвертое, написать не успел: уже обмакнул кисть в белую краску, по стоявшие над душой нетерпеливые граждане бабефы, лаптопы и Робеспьеры схватили недописапный лозунг и потащили па улицу. С Великими Словами, как сказал один офирский Pohouyam, спешить не следует — иначе пойдут гулять по улицам в незаконченном виде, а потом объясняй на каждом углу, «что ты хотел сказать». С четвертым словом революционный лозунг приобрел бы понятный и всеобъемлющий смысл развития человеческих отношений — недоставало последнего слова, и улица-дура, чувствуя его нехватку, дописала сама: …ИЛИ СМЕРТЬ!


  41