64 
Графиня приняла Ибрагима учтиво, но без особого внимания; это польстило ему. На Ибрагима обыкновенно смотрели как на чудо, и это любопытство оскорбляло; сладостное внимание женщин, почти единственная цель наших усилий [согласен], не радовало его. Африканец чувствовал, что он для них род какого-то редкого зверя, случайно перенесенного в мир, не имеющий с ним ничего общего. Он даже завидовал незаметным людям и принимал их ничтожество за благополучие. Мысль, что природа не создала его для взаимной страсти, избавила Ибрагима от самонадеянности, что придавало редкую прелесть обращению его с женщинами. Разговор его был прост и умей; он поправился графине, которой надоели вечные шутки и колкости французского остроумия. Ибрагим часто бывал у графини, она привыкла к нему и даже стала находить что-то приятное в этой курчавой голове, чернеющей посреди пудреных париков ее гостиной. (Он был ранен в голову и вместо парика носил повязку.) Ибрагиму исполнилось 27 лет [однако уже не отрок]; он был высок и строен, и не одна красавица заглядывалась на него с чувством более лестным, нежели простое любопытство. Когда же взоры Ибрагима встречались со взорами графини, недоверчивость его исчезала. Глаза графини выражали такое милое добродушие, что невозможно было подозревать и тени кокетства. Любовь не приходила Ибрагиму на ум. [Не верю!] Графиня, прежде чем он, угадала его чувства. Обладание любимой женщиной до этого не представлялось воображению Ибрагима [Не верю! Только об этом и думал!]; надежда озарила его душу; он влюбился без памяти. Напрасно графиня, испуганная исступлением его страсти, противопоставила ей советы благоразумия. Она сама ослабевала и, наконец, изнемогая под силой чувства, ею же внушенного, отдалась восхищенному Ибрагиму. Ничто не скрывается от взоров света. Новая связь графини стала всем известна. Одни изумлялись ее выбору, многим казался он очень естественным. В первом упоении Ибрагим и графиня ничего не замечали, по вскоре двусмысленные шутки стали до них доходить. Новое обстоятельство еще более запутало положение — обнаружилось следствие неосторожной любви. Дамы ахали, мужчины бились об заклад, кого родит графиня: белого или черного ребенка. Эпиграммы сыпались насчет ее мужа, который один ничего не знал и не подозревал.
Роковая минута приближалась. Состояние графини было ужасно, душевные и телесные силы в ней исчезали. Наконец графиня почувствовала первые муки. Меры были приняты наскоро — за два дня до этого уговорили одну бедную женщину уступить в чужие руки своего новорожденного младенца; за ним послали; нашли способ удалить графа. Доктор приехал. Графиня мучилась долго. Каждый стон ее раздирал душу Ибрагима. Вдруг он услышал слабый крик ребенка и, не имея силы удержать восторга, бросился в комнату — черный младенец лежал на постели в ногах графини. [Mein Gott! Quel confus! Potz Tausend!][19] Ибрагим благословил сына дрожащею рукою. Сердце его сильно билось. Графиня слабо улыбнулась и протянула ему руку. Но доктор оттащил Ибрагима от постели. Новорожденного положили в корзину и вынесли из дому. Принесли другого младенца и поставили колыбель в спальне. Граф возвратился поздно и был очень доволен. Публика, ожидавшая шума, принуждена была утешаться злословием.
ГЛАВА 8. Таинственный остров (окончание)
По доброй воле сюда не заедешь.
А. Чехов. Остров Сахалин
Делать нечего: взялся — ходи. Как в шахматах.
Во вторник по плохой погоде опять подался Гайдамака за «Таинственным островом» в Одессу на Дерибасовскую — в Городской сад к мокрым бронзовым львам — и стал под львицей. Вскоре из тумана возник чернокнижник. Он оглядывался и явно нервничал.
— Извините, командир, заставил себя ждать. Пришлось идти проходными дворами, — зашептал чернокнижник, хлюпая носом. — Достал я вам таки Жюль Верна, душа любезный. Было архитрудно, но чего не сделаешь для хорошего человека… Тпру!.. Немедленно заховайте деньги, душа из вас вон! Не мне. Я деньги не беру… Зайдите за львицу с той стороны, увидите молодого человека с сумкой «Родригес» в правой руке и с татуировкой «щит и меч» на левой. Если сумка через плечо — сделайте вид, что вы не знакомы. Если сумка в руке — назовите пароль: «Слово и дело». Скажите ему: «Я от Пинского». Это я — Пинский. Возьмите у него пакет и быстро… нет, медленно!., уходите огородами к Оперному театру. И не оглядывайтесь. И не разворачивайте пакет. Если вас возьмут — мы с вами не знакомы, а что в пакете — вы не знаете. Под кустом в луже нашли.
64 
