Последние отзывы

  64  

Кладовая — небольшое помещение, сухое, в меру прохладное — обычно пустовала. Но не сегодня. Сегодня на столе было разложено угощение. Целый пир. Для червей, которые в скором времени набросятся на мёртвое тело.

Внушающий уважение в жизни, Баллиг и в смерти не утратил своего простого величия: ни серая бледность кожи, ни вялость мышц, постепенно теряющих свои истинные формы, не могли лишить моего телохранителя силы. Пусть теперь она оставалась жить только в моём воображении, но я чувствовал её так же ясно, как видел безвольное оцепенение навсегда закрытых век.

Дорогой ты мой медведь... Зачем ринулся наперерез, да ещё так глупо? Надо было парировать удар, попробовать поставить какой никакой, а щит. Почему же ты только и смог, что закрыть меня собой? Почему откликнулся на приказ тогда, когда я уже перестал принимать в расчёт твоё существование?

Вопросы, вопросы, вопросы. И ни одного разумного ответа. Кто мне поможет узнать правду? Ты? Кириан? Хонк? Я буду спрашивать. Непременно. Но сначала сделаю то, за чем пришёл. Освобожу тебя окончательно.

Груботканое полотно, прикрывающее тело, сползло на пол, недовольно шурша, словно не желало покидать насиженное место. И моим глазам приготовилась предстать тайна, за которую многие маги Четырёх Шемов отдали бы десятую часть своей жизни, а то и две десятых. Впрочем, о ней я бы не стал рассказывать. Никому на свете, потому что... Нет, и опасно тоже, но больше — стыдно.

Олли, несмотря на имеющиеся возражения, подготовил всё необходимое: и масляные лампы с зеркальными лепестками отражающих щитков, вдвое увеличивающих количество света, потребного для меня, и остро отточенный ножичек, не годящийся для серьёзной драки, зато чудно подходящий для взрезания тела. Особенно, мёртвого тела.

Я провёл ладонью по исковерканному ранами животу Баллига. Кровь уже перестала течь, густея на разорванных волокнах. Остыла, потеряв свою живительность. Интересно, я смог бы выжить после таких ударов? Наверное, да, хотя пришлось бы здорово потрудиться, чтобы справиться с болью. А вот если бы боль оказалась сильнее... Нет, пожалуй, не буду пробовать. Кто знает, на что способен рассудок, измученный страданиями? Полагаю, кое на что способен. Но это знание из разряда тех, которые не нужно получать нарочно: понадобится, само придёт.

Где же ты прячешься, моя сладкая? В обычное время я бы знал, куда соваться, но сейчас... Ты наверняка выбрала местечко поукромнее, чтобы спрятаться и переждать. Значит, нужно искать там, где повреждений меньше всего. То есть, в голове.

Нет, не буду резать: и так уже Баллигу досталось. Причинять вред ещё и после смерти... Полнейшее непотребство. Но мне же нужно как-то её заполучить? Нужно. Придётся уговаривать.

Я разжал покойнику челюсти (хорошо, что удалось это сделать... А Олден ещё был против спешки! Посмотрел бы я, как он справляется с полностью одеревеневшими мышцами...), наклонился к тёмному провалу рта и позвал:

— Сладкая моя, пора менять норку.

Проникновенно позвал, любовно. Если бы вкладывал хоть часть выказанных чувств в общение с придворными дамами, они бы за мной косяком ходили, эдакой рыбьей стайкой, блестящей, весёлой и довольной. Так нет же, растрачиваю себя по пустякам, не приносящим никакого удовлетворения.

— Не упирайся, сладенькая: ты же чувствуешь, что здесь становится всё холоднее и печальнее.

Тишина и недвижность. Но я не расстраиваюсь, потому что знаю: рано или поздно мне ответят. Не смогут не ответить. В отличие от моей законной супруги эта daneke искренне меня любит. За то, что получает от меня необходимое — еду и кров. Точнее, кровь, но это уже детали...

Понижаю голос до еле слышного шёпота и сообщаю совсем уж страстно:

— Я так соскучился по тебе, сладенькая... Ожидание может длиться вечно, но ведь мы этого не хотим, правда?

И моим мольбам внимают: из полуоткрытого рта Баллига высовывается махонькая головка на длинной шее, полупрозрачная, вбирающая в себя блики света и превращающая их в мерное серебристое сияние.

На ней нет ни единой чешуйки, и когда её щека трётся о мою, мне кажется, что по коже проводят мягким пёрышком. Прохладно и нежно.

Тоненькое, невесомое, кажущееся пушистым тельце перебирается мне на шею, скользит по груди и клубочком сворачивается под треугольником рёбер, плотно-плотно прижимаясь и сотнями невесть откуда взявшихся коготков соединяясь со мной. Последний укол — когда головка «змейки» проникает внутрь, добираясь до ближайшего кровеносного сосуда, и всё. Можно передохнуть. Можно собраться с мыслями и воздать последние почести теперь уже не слуге, а другу.

  64