Последние отзывы

  72  

Вот второго мая капитулировал Берлин, а четвертого мая (это в то время, когда еще бушевал гром войны) все тыловые части, десятки тысяч репатриантов — были брошены на демонтаж фабрик и заводов в те зоны большого Берлина, которые должны были быть заняты союзными войсками.

Руководителям трофейных органов военными советами армии была поставлена задача: в самый короткий срок демонтировать все в тех зонах Берлина, которые будут заняты союзными войсками. Все наиболее ценное грузите в вагоны, а что может ожидать, концентрируйте в нашей зоне оккупации.

С лихорадочной поспешностью демонтировали и вывозили все, что может быть использовано в советском хозяйстве.

Нас особенно возмущал факт варварских методов демонтажа: демонтировали не специалисты, а самый разнообразный по своим прошлым профессиям народ.

Эти люди старались делать только одно: не оставить, ничего на этой фабрике или на этом заводе. Без упаковки, без системы, навалом, грузили все. Ценнейшие детали станков ломались, комплексное оборудование разъединялось и разбрасывалось по разным автомашинам и вагонам. Этому способствовал отказ шоферов от погрузки деталей свыше двух с половиной тонн, в результате чего ту часть станка, которая была лишней по своему весу, отвинчивали и бросали на другую автомашину (там специалисты разберутся).

В результате такой организации демонтажа на перевалочной базе в Бресте были сгружены тысячи вагонов оборудования, и уже прошел год после войны, а это оборудование до сего времени еще сортируется и подбирается, сотни специалистов ходят вокруг этого ценнейшего лома и стараются угадать, что к чему.

Поистине: ни себе, ни людям, как говорит русская пословица.

Апрельское утро на Одере.

Снова зачитывается обращение маршала Жукова о последнем походе на штурм гитлеровского логова — Берлина.

Для немцев приготовлен крепкий удар, в результате которого будет пробит час окончательной победы над врагом.

Размахнулись подтянувшиеся русские воины, и прославленная немецкая оборона падала одна за другой.

Молниеносный и стремительный удар русских войск смял все на своем пути и, как расплавленный поток металла, подходил к Берлину.

В этой операции были тщательно учтены все недочеты прошлых операций и чувствовалось, что это действительно последний скачок, что войне конец.

Нас очень поражало то обстоятельство, что с русскими немцы дрались насмерть, а в то же время наши союзники без боя проходили по сто и двести километров в сутки и им ежедневно сдавались в плен сотни тысяч немцев.

Разгадка была простая: в русской армии был обыденным явлением расстрел пленных немцев конвоирами и «воинственными» тыловиками. Это началось с Дона.

Я слышал в станице Казанской, как один «удалый» сержант взял в плен сто пятьдесят итальянцев. Кстати сказать, большинство итальянцев не хотело воевать и тысячами добровольно сдавалось в плен. Это на их участке и участке румынских армий русская армия сделала бросок на окружение сталинградской группировки Паулюса. Так вот, этот сержант стал конвоировать в тыл добровольно сдавшихся итальянцев. Пройдет сержант сто метров, отберет двадцать-тридцать человек, тех, у кого физиономия ему не нравится, даст очередь из автомата по отобранным и идет дальше. В результате до места сбора военнопленных он довел пять человек. И после этого никакого приказа, никакого наказания. И с этого момента уже не считалось безнравственным уничтожение сдающегося врага. И только поэтому немцы избегали советского плена, сдавались союзникам. Можно привести десятки таких примеров, когда какой-нибудь разъяренный командир полка расстреливал лично сотни пленных только потому, что какая-то шальная пуля убила его полевую жену.

В этой последней операции на отношение к сдающемуся врагу тоже обратили внимание и строго запретили расстрел пленных. Но было поздно: немецкая армия сдавалась союзникам, а на нашем участке фронта она дралась насмерть.

Много навредила достоинству русского солдата, русской армии пропаганда Эренбурга, провозгласившего, что воин Красной Армии не только мститель, но и судья, что для воина Красной Армии нет ничего приятней, как труп врага.

Мне вспоминается далекий декабрь 1942 года, когда почти без боя сдались румынская и итальянская армии; десятки тысяч пленных под конвоем направили в глубокий тыл страны. И их путь был устлан трупами замерзших и расстрелянных конвоирами. Тогда же хотелось сказать Сталину: как вы, Сталин, такой пропагандист гуманности, думаете скрыть эти факты? Или вы думаете, что никто из плененных Красной Армией никогда никому не расскажет об ужасах советского плена, не расскажет о том, как тысячи военнопленных погибли от голода и истощения, от нечеловеческих условий работы? Ведь вы — учитель Гитлера и такой же враг всего живого, как и Гитлер.

  72