очень нудно 
103 
– Венеция нас ненавидит!.. Она осмелилась выступить... оскорбить императора и императрицу, мою дорогую бабушку...
– Не было никаких выступлений и никаких оскорблений, – возразил Альдо. – Только молчание. Я согласен, что безмолвие народа – это страшно. Непроизнесенные слова, крики, которым не дали вырваться, звучат в воображении тех, к кому они обращены. Но угнетение – не лучший способ завоевывать друзей... Мой двоюродный дед был расстрелян австрийскими властями, и не мне следует извиняться!
Как ни удивительно, Эльза на этот выпад ничего не ответила. Ее глаза снова устремились на осмелившегося возразить ей человека, на мгновение на нем задержались, потом опустились к полу.
– Дайте мне руку, – пробормотала она, – и вернемся в гостиную. Нам надо поговорить... А вы все останьтесь здесь! – приказала она. – Я хочу говорить с ним наедине... А!.. И еще велите замолчать этим скрипкам!
Они удалились очень величественно, но в любой чересчур драматической сцене всегда присутствует толика фарса. С порога столовой Альдо услышал, как Фриц, всегда прочно стоящий ногами на земле, проворчал:
– Остывший карп никуда не годится. Вы не могли бы попросить разогреть его, тетя Виви?..
Альдо прикусил губу, чтобы не рассмеяться. Такого рода рассуждения помогают сохранить здравый рассудок, это наилучший способ удержаться, когда чувствуешь, что соскальзываешь в бездну безумия.
Вернувшись в комнату, из которой они совсем недавно вышли, Эльза села рядом с большим букетом белых роз и нежно, легко коснулась рукой лепестков.
– Мне бы хотелось, чтобы их прислали мне, – прошептала она.
– По обычаю полагается посылать цветы даме, которая вас пригласила, – мягко сказал Альдо. – И они не только от меня. Впрочем, возможно, я бы не осмелился...
Она бросила на столик сломанный веер, треснувшую рукоятку которого удерживала теперь только серебряная роза.
– Да, это правда, не вы мне это подарили. И все-таки в тот день вы... осмелились меня поцеловать?
– Простите меня, сударыня! Вы меня об этом попросили...
– И главным для вас было – сыграть вашу роль? – прошептала она с горечью, тронувшей Морозини.
– Мне не пришлось неволить себя. Вспомните все, что я вам сказал, честью клянусь, я говорил искренне. Вы очень красивы, а главное – у вас есть обаяние, которое притягательней любой, самой совершенной красоты. Так легко полюбить вас... Эльза.
– Но вы меня не любите?
Не глядя на него, она протянула к нему руку, словно слепой, ищущий опоры. Безупречную и такую хрупкую руку, и он взял ее в свои ладони с бесконечной нежностью...
– Не все ли равно, раз не мне вы отдали свое сердце?
– Да, конечно, конечно... но у него мало надежды получить мою руку. Ни мой отец, ни их величества не примут простолюдина. А вы, как мне сказали, вы ведь князь?
Альдо понял, что она снова начинает бредить.
– Так, князек, – с улыбкой ответил он. – Недостойный эрцгерцогини. И к тому же враг, поскольку я – венецианец.
– Вы правы. Это серьезное препятствие... Он-то, по крайней мере, добрый австриец и преданно служит короне. Может быть, мой дед согласился бы сделать его дворянином?
– Почему бы и нет? Надо будет только попросить его об этом...
Почва становилась все более зыбкой, и Альдо продвигался с большой осторожностью. Ему не терпелась поскорее покончить с этой выпавшей из времени сценой, и в то же время он отчаянно желал помочь прелестной, странной женщине, должно быть, такой же несчастной, как та, чей образ она пыталась воскресить.
Вероятно, мысль, которую он внушил, ей понравилась, потому что Эльза заулыбалась чему-то, видимому ей одной.
– Бот именно!.. Мы вместе попросим его!.. Пожалуйста, идите, скажите Францу, чтобы он пришел ко мне!
– Я бы с радостью, ваше высочество, но я не знаю, где он.
Она обратила к нему невидящий взгляд...
– Разве он еще не приехал?.. О, это очень странно! Он всегда предельно точен. Не сходите ли взглянуть, может быть, он ждет в прихожей?
– Я к услугам вашего высочества!
Альдо вышел из гостиной, прошелся взад-вперед по коридору, размышляя на ходу, потом вернулся. Эльза встала со своего места. Она мерила шагами большой ковер с цветочным узором, прижимая руки к груди. За ней тянулся шуршащий шелковый шлейф.
Услышав шаги Морозини, она резко обернулась:
– Ну что?
– Он еще не приехал, ваше высочество... Может быть, какая-нибудь поломка в моторе?
– В моторе? – с ужасом воскликнула она. – У лошадей нет мотора, а Франц никогда ничем другим не воспользовался бы! Мы с ним обожаем лошадей.
103 
