очень нудно 
128 
Они сели в лодку, которой правил Дзиан, тоже одетый в траур. Альдо и Ги Бюто сели сзади.
– В больницу! – распорядился Бюто. – Но не слишком быстро, чтобы мы успели поговорить...
Лодка медленно отчалила задним ходом, потом свернула в Большой Канал.
– Почему вы ничего мне не сказали? – упрекнул старика Морозини. – Мне бы тоже было легче!
– Вы бы не удержались и отправились к ней, и вся Венеция решила бы, что вы завели любовницу. Но самое главное – она сама не захотела, чтобы вы знали о том, что она в Венеции. Гордость, милый Альдо!
– Но почему?
– Мы все знали, что вы ее любите... но вы-то сами хоть раз ей об этом сказали?
– Я слишком боялся, что она рассмеется мне в лицо. Не забывайте, она была моей секретаршей в течение двух лет, и для нее не осталось тайной ни одно из моих... любовных приключений. И потом, когда она привезла мне опал, когда единственное, что мне оставалось сделать, это заключить ее в объятия, вошла Анелька... И Лиза убежала.
– Да, в тот момент она решила больше никогда не встречаться с вами. Если бы не Чечина; так и случилось бы...
– Но как она оказалась тогда в Цюрихе? Она появилась, чтобы спасти меня, в тот самый миг, когда женщина, носившая мое имя, обвинила меня в убийстве.
– Она узнала, что вы уехали с ее отцом. И села в следующий же поезд...
– А потом не осталась там? Кледерману, у которого такое горе, она, наверное, сейчас очень нужна?
– Каждый человек переживает горе по-своему. Предав земле тело жены, Кледерман предпочел с головой уйти в дела. Он уехал в Южную Африку. Лиза немедленно вернулась сюда, более чем когда-либо обеспокоенная вашей участью. Именно она не дала Чечине умереть вслед за теми двумя. Она прибежала вместе с Дзаккарией и мгновенно поняла, что произошло. Чечина уже лежала на полу. Тогда Лиза принялась вливать ей в рот молоко и оливковое масло и сумела вызвать рвоту. Тут как раз и я вернулся. Дзаккария послал Дзиана меня предупредить, а я вызвал полицию...
– О Господи!
– Без этого нельзя было обойтись. Однако я позаботился о том, чтобы позвонить Домой комиссару Сальвини, а он просто преклоняется перед вами после той истории с ограблением графини Орсеоло. Тот немедленно примчался, и все произошло как нельзя лучше: он дал заключение, что произошел один из тех прискорбных несчастных случаев, какие нередки осенью из-за этих проклятых грибов. Ведь столько людей считают, что хорошо в них разбираются. Даже такая великая кулинарка, как Чечина, могла ошибиться: доказательством служит то, что она и сама стала жертвой собственного изысканного блюда! Что можно к этому прибавить?
– Ничего, разве что правду о ее состоянии. Ее можно спасти?
– Не знаю. Врачи считают, что им удалось вывести яд, но, похоже, сердце с трудом справляется. Она ведь была очень тучной, и сильные переживания, страсть, с какой она делала все, за что ни бралась, в конце концов его истощили...
– Что значит «была очень тучной»? А теперь разве нет?
– Увидите сами. Она невероятно изменилась за несколько дней...
Лодка повернула в рио ди Мендиканти, прошла мимо Сан Джованни и Паоло, мимо школы Сан-Марко и, наконец, причалила у ступеней больницы. Вслед за наставником Морозини поднялся по лестнице, прошел длинным коридором, даже не замечая, что с ним то и дело кто-нибудь здоровается. Наконец перед ними открыли дверь палаты, и сердце его переполнилось печалью. Он едва узнал Чечину. Она лежала в больничной постели неподвижно, уже почти безжизненно, и казалась уменьшившейся наполовину. Это лицо с опавшими щеками, трагически осунувшееся, с кругами под опущенными веками, уже не принадлежало миру живых. Альдо потребовалось всего мгновение на то, чтобы понять: той, кого он так любил, которую считал почти матерью, которая была добрым духом его дома, остается прожить всего несколько минут, и ничего сделать нельзя.
Его душу охватила такая боль, что он не мог приблизиться. Стоя в ногах постели, вцепившись обеими руками в крашеные железные прутья, он словно искал опору, ободряющего слова, заверений, что это неправда... и встретил взгляд прекрасных темных глаз Лизы. Девушка, все дни не отходившая от больной, увидев, что он входит в комнату, забилась в угол. Глаза ее были полны слез...
– Она уже?..
– Нет. Она еще дышит...
Тогда он направился к Лизе, к теплому свету, которым, казалось, ее волосы озаряли комнату умирающей. Мгновение постоял перед ней неподвижно, не в силах пошевелиться, зачарованный устремленным навстречу ему ясным лицом. И потом движением, естественным от того, что он столько раз совершал это в мечтах, Альдо сжал ее в объятиях и разрыдался.
128 
