Последние отзывы

  54  

– Да, это так, – признался Альдо, даже не подозревавший о столь широкой своей известности, тем более – на Среднем Западе.

– Ну и ну, вот это кусок счастья привалил, как говорят англичане! Главное, повезло мне, что я не успел уехать к вам – вы-то здесь!

– Вы собирались поехать ко мне?

– Я всерьез об этом подумывал. Надо сказать, я богат... даже очень богат, и у меня есть жена, и она без ума от этих маленьких штучек, которые так дорого стоят. И, конечно, я хочу привезти ей подарочек.

– Вам проще было бы заехать в Париж и зайти там к Картье, Бушерону или...

– Нет. Те штуки, которые у них продаются, совсем новенькие! А Корали хочет игрушку, с которой связана какая-нибудь история.

– Но у меня нет монополии на торговлю историческими драгоценностями. Эти крупные ювелиры точно так же покупают их и продают...

Американец скривился:

– Так или иначе, у них эти штуки менее исторические, чем у вас. Мне говорили, что вы дворянин, герцог или...

– Князь, но титул здесь ни при чем, и в данный момент у меня нет ничего особенно интересного для продажи...

– Ну, это вам так кажется, – заупрямился тот. – Надо еще поглядеть... Еще джин-физ? – предложил он, видя, что Альдо допил свой стакан.

– Нет, спасибо. Более того, я собираюсь, с вашего позволения, откланяться. Я хотел бы расположиться у себя в номере, принять душ...

– Поужинаем вместе?

– Нет, прошу меня извинить! Я буду ужинать в номере. А потом лягу спать: устал с дороги...

Альдо слез с табурета и направился к двери, но от Алоизиуса С. Баттерфилда не так-то легко было отделаться. Тот буквально преградил ему путь:

– О'кей, тогда увидимся завтра! Вы долго здесь пробудете?

– Пока не знаю. Это будет зависеть от того, как пойдут дела, и от расписания моих встреч. Спокойной ночи, мистер Баттерфилд!

Его тон не допускал возражений, и американцу волей-неволей пришлось посторониться. Морозини поднялся в номер, чувствуя себя потрепанным бурей мореплавателем, наконец-то достигшим тихой гавани. Этот шумный, надоедливый янки принадлежал к той разновидности людей, какую ему меньше всего хотелось бы встретить в Праге. Он был совершенно не к месту в этом городе искусства, грез и тайны, где ощущаешь себя на перекрестке многих миров. Он выпадал из окружения, был фальшивой нотой в прекрасной симфонии, а для Альдо фальшивый звук был непереносим. Надо как-то так устроить, чтобы как можно меньше с ним встречаться.

Окна просторного и роскошно отделанного номера, отведенного нашему путешественнику, смотрели на площадь Венцеслава – засаженный липами огромный прямоугольник, над которым возвышалась конная статуя короля Богемии, окруженная четырьмя пешими статуями его святых покровителей. Морозини открыл окно и выглянул на балкон, чтобы вдохнуть упоительный аромат, который в конце летнего дня источали цветущие деревья. Вид на густые леса и мягкие, чуть волнистые просторы полей, обнимавших золотой город, был потрясающим и вместе с тем умиротворяющим. Справа, на фоне темной зелени итальянских садов, высился Градчанский холм, гордо несущий на себе королевский дворец, церкви и замки. Морозини подумал, что, может быть, полюбит эту столицу, потому что все здесь, как и в Венеции, было исполнено колдовским очарованием и поражало своей необычностью. Если, конечно, удастся забыть о металлическом лязге трамваев...

Тут Альдо вспомнил, что вместе с ключом от номера портье передал ему письмо, которое он, мучимый жаждой, сунул в карман, даже не взглянув на конверт. А потом из-за этого американца он и вовсе позабыл о письме. Понадеявшись, что письмо от Адальбера, князь поспешно вскрыл конверт и с изумлением увидел подпись Луи Ротшильда.

«Мне очень жаль, – писал барон, – что я не мог рассказать вам больше о необыкновенном человеке, с которым вам предстоит встретиться, но на террасе кафе это было невозможно. Один раз, один-единственный раз мне дано было к нему приблизиться, и я был сокрушен его величием. Этого человека называют тайным Царем, Светочем и Несравненным, потому что он не принадлежит этой земле. Считается, что в нем воплотился – я доверяю вам одно из сокровенных преданий Израиля – великий раввин Лёв, которого Рудольф II принял в своем пражском дворце и который за одну ночь вылепил из глины и земли гигантское существо и оживил его, вложив ему в рот клочок пергамента с начертанным на нем тайным именем Бога. Этот Голем (так его звали) как-то вечером накануне субботы, когда хозяин позабыл вынуть волшебный клочок, разбушевался и стал крушить все на своем пути. Лёву удалось обуздать свое творение, и утративший силу исполин рассыпался, снова превратившись в кучу земли и глины. Но жители Праги верят, что Голем всегда готов возродиться и появляется перед большими несчастьями. Говорят, что в ожидании своего часа его останки покоятся на чердаке Староновой синагоги, синагоги Лёва... и Ливы, теперешнего великого раввина, который, впрочем, носит то же имя, что и величайший среди учителей прошлых времен.

  54