Особенно,... 
33 
– Ну куда ты прешь в рыбу со своими лыжами?! – ору я.
Телевизионщики заодно снимают и меня, орущего из разбитого автобуса, и Андрея Ивановича, который на своем горбу тащит толстого сержанта к «Икарусу», и Дроздова, щедро вливающего водку во второго милиционера, и старого десантника Михалфедотыча – он мастерит носилки из лыж и палок, а я на него ору. Они снимают даже подозрительную дрезину с железнодорожником, которая уносится на станцию за пивом. Теперь мне ясно, что этот железнодорожник никакой не дьявол, а обычный железнодорожник, – уважающие себя дьяволы за пивом не бегают, а спокойно идут.
А это что?!
Я вижу, как из тоннеля выезжает наш черный «ЗИМ»…
Вид у «ЗИМа» такой, будто его где-то приподняло та й гепнуло, к тому же он припадает на задние колеса под тяжестью четырех серий «Звездных войн» в своем багажнике. Значит, благотворительные сеансы состоятся при любой погоде на радость всем крекерам-брекерам из Кузьминок, Печенежек и окрестностей.
Из «ЗИМа» выскакивает обеспокоенный Павлик, за ним, извиняюсь за пошлость, уже осчастливленная им где-нибудь на аэродроме в вертолете царица Тамара, за ними – ревизор Ведмедев.
Я готов плясать!
Все живы и невредимы! Я-то за них волновался, а сейчас понимаю, что эту гоп-компанию никакой черт не возьмет и смерч не утащит. Но и это еще не все: из «ЗИМа» появляется нечто совсем уже неуместное в этой ухе из рыбы и разрезанных автогеном машин между Кузьминками и Печенежками – сам дьявол во плоти, преследующий меня с утра на проспекте, в лесу и дома телефонными звонками – старикашка в смушковом пирожке.
Этот здесь при чем?
Оказывается, последние слова я пробормотал вслух, и пьяненький Оля Белкин отвечает:
– Который? А, этот… Этот везде «при чем». Знакомьтесь: профессор Степаняк, он же Енисейский… Привет, профессор! – приветствует Оля и чуть не выпадает из автобуса. – Он же народный дантист, он же писатель-фантаст, он же Тунгусский метеорит. Куда ни сунься, везде он. Он даже однажды либретто для балета написал. Да! Р-рыголетто. А сегодня он кинокритик.
Я недоумеваю.
– В придачу к «Звездным войнам». В нагрузку, – объясняет Оля. – Будет перед сеансом кино объяснять, чтобы мы все правильно понимали. А вы думали! А что вы думали – статью против Степаняка-Енисейского?! Да он вас измором возьмет…
Оля еще что-то говорит, но я уже плохо слышу. Пусть он позовет Дроздова с бутылкой водки, чтобы оказать помощь мне… потому что я, кажется, теряю сознание.
24
Из обморока я выхожу от вкуса водки во рту и от грохота низко пролетающего вертолета перед бетонным въездом в Кузьминки, привалившись к марсианину на заднем сиденьи «ЗИМа». Космонавта уже совсем раздели: свой генеральский китель он подложил мне под голову, а шинель накинул на плечи Татьяне. Татьяна расположилась рядом с Павликом и разглядывает мой наган.
– Осторожней! – слабо вскрикиваю я.
– Не беспокойтесь, я вынул патроны, – успокаивает Космонавт.
– Дед, как ты себя чувствуешь?
Татьянину норковую шубку в рыбьей чешуе отдали, наверно, Оле Белкину, а в меня влили водку, погрузили в «ЗИМ», как мешок с картошкой, и приказали Павлику гнать в Кузьминки, пока я концы не отдал. Остальные сейчас грузят зеркальных карпов в подорванный автобус, а потом будут тащить его на буксире за автобусом Центрального телевидения.
– Мне это приснилось?
– Что именно? Дождик из рыбки? – спрашивает Космонавт и внимательно заглядывает в мои зрачки. – Ничего страшного, обычное дело… шаровая молния, звуковые эффекты. Вы молодцом держались! Помните, что случилось с соратником Ломоносова? Тоже, вроде вас, был академиком, но ему с молнией не повезло.
Навстречу нам к переезду с воем проносится пожарная машина, за ней поспешает «скорая помощь». Всем зимой рыбки хочется. Вертолет возвращается, делает круг над нами и опять улетает в Кузьминки.
Куда они меня везут, вдруг с подозрением думаю я. Зачем марсианин мне зубы заговаривает? Сказал бы просто: «Испугался я за тебя – ты, старый черт, чуть Богу душу не отдал!» А соратника Ломоносова академика Рихмана я хорошо помню. Могу даже соврать, что был лично знаком. Не были они соратниками, все это школярские мифы. Просто терпимо относились друг к другу, а это уже много. Вообще-то, я люблю всякие «напримеры» из истории отечественной науки, но мы куда-то не туда едем…
Вот они где, настоящие дьяволы! Решили заманить меня!
– Стой! – командую я Павлику. – Заворачивай оглобли! Направо! К гостинице, мимо трубы!
33 
