11 
Да, мальчик явно не в себе. Вот и чудненько.
– Мне тоже так показалось. Только вот никак не пойму, на какого? На Ганнибала Лектора? Или на Чикатило?
Илья слегка дернулся, затем недоверчиво покосился на меня. Но я сидела с непроницаемым лицом сфинкса. Так и не решив, насмехаюсь я или всерьез озадачена его словами, опять стал смотреть на дорогу.
– Ты не мог бы снять очки? – слегка занервничала я. – На улице дождик, а вовсе не яркое солнышко. А у тебя к тому же стекла затонированы. Ты вообще дорогу видишь?
– Вижу, – слегка охрипшим голосом отрезал мальчик. – Вылезай, приехали.
Я выбралась из машины. Илья вылез одновременно со мной и, не оборачиваясь, пошел к подъезду пятиэтажного дома. По дороге он сделал неопределенный жест рукой. Его можно было принять и за вежливое приглашение, и за предложение убираться к черту. Я решила остановиться на первом варианте и бодро засеменила следом.
В полном молчании мы поднялись на второй этаж. Парень открыл сначала деревянную дверь, затем массивную железную, и мы наконец вошли. Загудел какой-то пульт на стене. Илья нажал несколько кнопок, и гудение смолкло. Видимо, сигнализация. Интересно, какие такие ценности скрываются в этой невзрачной с виду квартирке? Тем временем Илья тщательно запирал обе двери изнутри. Покончив с засовами, он, все так же не глядя на меня, прошел в кухню. Я потопала следом. Ага, очень даже симпатичный кухонный уголок. Вот на этот велюровый диванчик и присяду.
– Чай, кофе, потанцуем? – глухо спросил гостеприимный хозяин.
Я заколебалась. Конечно, мальчик выглядит вполне безобидным, но кто его знает… Лучше у него дома ничего не есть и не пить.
– Спасибо, я недавно пообедала. Ничего больше впихнуть в себя все равно не смогу. Но ты можешь поесть, а я просто так, рядом посижу.
Илья, однако, обедать не стал. Не снимая темных очков, он сел напротив и, глядя в стол, угрюмо произнес:
– Дома никого нет. И двери я запер. Тебе не открыть.
Спокойно, сказала я себе. Главное – разговаривать вежливо, как с нормальным. Иначе контакта не выйдет.
– Илья, зачем же мне открывать твои двери? Мы побеседуем, а потом ты их сам откроешь.
– А если не открою?
– Тогда будем здесь сидеть, пока не состаримся! – не выдержала я.
– А ты не боишься… со мной наедине быть?
– А что, укусишь?
– Нет… а вот девичьей чести лишиться не боишься?
Мне надоела эта комедия.
– Да черт с тобой, если эту самую честь найдешь, то лишай. Только, пожалуйста, побыстрее. Нам еще поговорить надо.
На кухне воцарилось молчание. Илья по-прежнему смотрел в стол и не выражал никакого желания лишать меня невинности. Я терпеливо ждала. Наконец парень, полностью отвернувшись от меня, заговорил снова:
– Ты зачем сюда приехала?
– Ну я же объяснила – поговорить!
– О чем?
– О записках. Анонимных.
Признаюсь, такой реакции я не ожидала. Мальчик дернулся как ужаленный, вскочил с табуретки и быстро выбежал из кухни. Судя по звуку, пробежался по коридорчику, заскочил в комнату, выбежал обратно… Наконец зашел на кухню снова.
– Да, это я их написал. Я же говорил, что я – маньяк! Ну что, побежишь в милицию доносить?
В голосе мальчика звучали слезы. Жаль, из-за темных очков я не видела его глаз. Впрочем, для дела это, наверное, и неплохо.
– Илья, я не доносчица. Просто расскажи мне все. – Я старалась говорить максимально ласково, нежно, как с тяжелобольным. – Ты писал записки… а кто стрелял в девушек?
– Не знаю. Я его не знаю! – Мне показалось, что еще мгновение – и он разрыдается. Но парень взял себя в руки. – Я когда тебя рядом с Аленой увидел, сразу подумал – ты из милиции. Но потом ты ко мне поехала, даже не спросила ничего…
– И ты решил, что я не по этому делу, просто так очарована твоими мужскими прелестями, что готова за тобой хоть на край света, – не выдержав, съехидничала я. – Нет, дорогой, ты оба раза ошибся. Я не из милиции, и ты меня как мужчина не привлекаешь… увы! А вот насчет анонимок, пожалуйста, подробнее. С какой это радости твою умную голову посетила мысль их написать?
– А ты откуда?
– От верблюда! Частный сыщик я, мисс Марпл-Пинкертон! Давай наконец по делу!
Илья опять сел напротив и, пристально вглядываясь в белую пластиковую скатерку на столе, медленно начал говорить:
– Ты меня просто не знаешь… ну, может, Алена рассказывала. Я поэт… Я по-другому вижу, по-другому чувствую. Ну, тебе это неинтересно. Но они надо мной смеялись, все эти девчонки. Твоя Алена, кстати, тоже. Называли маньяком, эротоманом. Тебе она говорила, Алена? Нет? А про шарфик? Не говорила? Ты просто меня успокаиваешь. Они надо мной издевались. А я ничего не мог им сделать, ничего доказать!
11 
