Особенно,... 
68 
Последние несколько дней она прожила как будто в водовороте почти невыносимой мыслительной активности. Ее удивило, как много информации собрала Петра Беккер на Тадеуша Радецкого, и она с легкостью представила разочарование своей немецкой коллеги, когда ее команда не сумела успешно завершить операцию и засадить его за решетку. Радецкий постоянно уходил от наказания, в основном потому, что никогда не совершал ошибку большинства преступников, которые рано или поздно начинали верить в собственную неуязвимость. Именно высокомерие свергало их с пьедестала, и Кэрол было известно об этом из собственной практики. А вот Радецкий ни на минуту не терял осторожности. Это был его рецепт успеха. Он почти никому не доверял, понимал разницу между хорошим доходом и жадностью, а также между безукоризненно честным общественным деятелем и грязным воротилой криминального бизнеса. Сахарной глазурью на этом пироге был Кразич, который с очевидным удовольствием оправдывал репутацию жестокого, бессердечного человека.
И все же, несмотря на то что Радецкий был недоступен для правосудия, он был под постоянным прицелом не желавшей сдаваться Петры Беккер. Она собрала на него потрясающее досье. В нем было задокументировано все — от музыкальных вкусов Радецкого до магазинов, в которых он предпочитал покупать одежду. Первостепенной задачей Кэрол было усвоить этот материал, и она едва ли не сразу почувствовала, что начинает жить не своей жизнью. Стараясь запомнить максимально возможное количество информации, она одновременно закладывала эту информацию подальше в глубины памяти. Кэролин Джексон ничего не должна была знать о вкусах и жизни Тадеуша Радецкого, и Кэрол пришлось как бы поделить свой мозг на две половины. Тогда-то она и решила нарушить едва ли не главную заповедь и связаться с Тони.
Если у Кэрол и были сомнения насчет разумности своего поведения, они испарились после второго вечера, который она провела в компании Петры Беккер. Утром Петра рассказывала о том, что знала о преступной сети Тадеуша Радецкого, а дневные часы они посвятили прикрытию Кэрол, прорабатывали подробности ее легенды, старались предусмотреть нестыковки, обозначить опасные зоны и придумать возможные поведенческие ходы в духе «Кэролин Джексон». Наконец Петра погасила двадцатую сигарету, выкуренную за день, и откинулась на спинку кресла.
— Пожалуй, пора немного отдохнуть, — сказала она. — В Берлине нас никто не должен видеть вместе, так что надо, пока возможно, воспользоваться тем, что тут нас никто не знает, и отпраздновать удачное завершение первой фазы.
Кэрол со стоном выпрямила затекшую спину:
— Выпьем за это.
Полчаса спустя они уже сидели в тихом затененном закутке индонезийского ресторана. В центре зала стоял ярко освещенный стол с разнообразными блюдами из риса. Однако для начала обе женщины с удовольствием потягивали заказанные напитки. Кэрол сделала большой глоток джина с тоником, и Петра подняла свой стакан со словами:
— Кэрол, мне отлично работалось с тобой эти дни. Должна признаться, я не очень-то приветствовала эту операцию, но ты меня обезоружила.
— А почему не приветствовала? Думала, я не подхожу?
Помешивая соломинкой в стакане, Петра внимательно смотрела на волнообразные движения жидкости.
— И это тоже. Но в основном потому, что мы выложились, охотясь за Радецким, а вы решили отобрать его у нас.
— Понимаю. На твоем месте я чувствовала бы то же самое. Когда столько времени занимаешься одним делом, как будто прирастаешь к нему.
Петра испытующе посмотрела на коллегу. Потом, решившись, поставила локти на стол и подалась к Кэрол:
— Ты о Джеко Вэнсе? А до этого так же было с убийцей-гомосексуалистом в Брэдфилде?
Довольное выражение на лице Кэрол мгновенно исчезло, она явно насторожилась.
— Вы отлично поработали, — произнесла она, и отчуждение в ее голосе разрушило приятную близость, установившуюся между женщинами за два последних дня работы.
Петра подняла руки, как бы защищаясь и прося о мире:
— Конечно же, поработала. Иначе мне бы не стать тем, чем я стала. Однако я никогда не занимаюсь таким из чистого любопытства и не без причины упомянула об этих делах.
Кэрол было нелегко успокоиться.
— Я ни с кем о них не говорю, — твердо произнесла она.
«Я не только говорить, а и думать-то о них не желаю. Хорошо бы, они еще мне и не снились». Она допила джин и махнула официантке, чтобы принесла еще.
68 
