Предаваясь размышлениям, я подошла к забору и увидела своего вечного Макса. Он стоял, уткнувшись лбом в решетку, и глядел на меня с выражением вселенской тоски, точно как больная обезьяна в зоопарке. Его унылый вид меня неожиданно рассмешил.
– Сижу за решеткой в темнице сырой! – приветствовала я его. – Привет молодым орлам!
Вместо ответа Макс с глубоким вздохом закрыл глаза и отвернулся.
– Никак ждешь кого-нибудь? Не меня ли случайно?
– Нет, не тебя, – глухо ответил Макс.
– А кого?! – изумилась я.
– Теперь никого.
– Эй, – встревожилась я. – Что случилось?
Очередной страдальческий взгляд:
– Слушай, иди, куда собиралась. Ладно?
Я взглянула на Макса… Б кои-то веки ему удалось меня заинтриговать.
– Ты чего затеял, друг мой? Что за новости?
– Ты мешаешь мне жить, – мрачно сообщил Макс. – Ты мое проклятие. Петля на шее. Капкан на ноге.
Я обиделась и растерялась, не зная, как реагировать на подобные заявления.
– Интересно. И давно ты это осознал?
– Давно, наверно. Но гнал от себя эти мысли. Сам себе врал, что все будет хорошо, ты поймешь меня, поможешь…
Макс глубоко вздохнул, помолчал полминуты и снова стал прежним. По крайней мере, с виду.
– Я хочу от тебя освободиться, – ровным голосом сказал он. – Полностью и навсегда. Больше ничего.
– Ах, освободиться, – слегка уязвленная, повторила я. – Всего-то. Ну, я могу тебе подсказать, как этого добиться.
– Сделай милость, – слабым голосом попросил Макс.
Я повернулась к дороге, прищурилась и посмотрела на ларек и парочку в черном и белом.
– Значит, так. Во-первых, надо взглянуть на объект любви без розовых очков. Увидеть его таким, какой он есть. Например, у меня несколько серьезных недостатков. Я слишком мягкая, снисходительная к людям…
– Неужели? – еле слышно произнес страдалец.
– Чрезмерно альтруистична, а люди этого не ценят; не умею отказывать просьбам…
– Все твои недостатки я давно изучил. Можешь не продолжать.
– Во-вторых, надо осознать, что объект любви тебя недостоин. Что ты сам возвел его на пьедестал, тогда как его истинное место гораздо ниже. Сначала это трудно, но надо стараться, регулярно внушать себе: «Он полный урод, и все это видят, у одной меня что-то с глазами…»
– Я так не могу, к сожалению.
– Надо. Наверно, это самое главное. Можно сколько угодно позволять топтать себя ногами и при этом сиять от счастья, но на тысяча первый раз ты вдруг задаешь себе вопрос: «А на фига? Ради кого я тут мучаюсь, расходую нервные клетки, которые, как известно, не восстанавливаются? Ради вот этого?»
– Я прекрасно знаю, ради кого я позволяю топтать себя ногами. Я знаю тебе цену, Гелечка. Понимай это, как хочешь. Но к моим чувствам она не имеет никакого отношения.
– Да, тяжелый случай, – согласилась я. – О, идея! Надо, чтобы объект любви сделал тебе какую-нибудь ужасную гадость. Оскорбил, унизил, высмеял. Подставил. Назначил свидание и не пришел. Взял конспекты списать, потерял и не извинился.
– Да, конспектов ты у меня еще не брала, – усмехнулся Макс. – Это упущение. Все остальное ты со мной уже проделывала, и неоднократно.
– Ну, тогда и не знаю, что посоветовать, – сокрушенно покачала я головой.
– Можно кого-нибудь убить.
Я нервно рассмеялась:
– Тебя или меня?
– Для меня это самый реальный способ освободиться, – серьезно сказал Макс. – Если не придумаю других, тогда даже не знаю, что делать.
Мы шли вдоль бетонного забора, привычным путем направляясь к остановке трамвая. Сумбурные впечатления от недавнего побоища в стране вечных снегов и последующего безумного путешествия постепенно отступали, казались с каждым шагом все более нереальными. Здесь, на улице Савушкина, было куда приятнее. Жарило солнце, мокрые газоны ярко зеленели, дул легкий ветер, то теплый, то прохладный, с кислинкой. От нагревшегося на солнцепеке асфальта пахло близким летом.
– Вот ты говоришь, убить, – рассеянно сказала я. – А хоть знаешь, что такое смерть?
– А ты? – тихо спросил Макс.
– Я-то по опыту знаю. Каждому настоящему мастеру реальности надо пройти через смерть – свою и чужую. Человеческая жизнь – одно из проявлений высшей реальности, на манипуляции с которой в душе у каждого человека поставлен блок. И снять его может далеко не каждый, – заявила я, только потом заметив, что цитирую Князя.
– Только избранный? – усмехнулся Макс. – А я, значит, к ним не отношусь. Признайся, в этом все дело?