94 
— Хорошо. По твоему молчанию я могу предположить, что ты задумалась над моими словами. А теперь что касается твоего батюшки. — Джастин остановился, решая, стоит ли говорить ей правду. Да, стоит — другого выбора нет. Только если она узнает правду о своем отце, она сможет понять и простить свою мать. И он продолжал: — Ты помнишь нашу первую встречу у пруда, в день, когда зачитывалось завещание графа? Я вижу, что помнишь. Ты не станешь отрицать, что приняла меня за внебрачного отпрыска твоего отца.
— Это совсем другое дело, и ты это понимаешь не хуже меня. И не смей напоминать мне об этом.
— Другое дело? А разве для мужа существуют какие-то другие законы и правила поведения? У него нет никаких обязанностей по отношению к своей жене? Я скажу тебе вот что, Арабелла: женитьба твоего отца на твоей матери была не более чем фарсом. Он женился на ней только из-за ее приданого и открыто говорил всем и каждому, какую ловкую сделку ему удалось заключить и как ему повезло, что он нашел такую богатую невесту. Он не стеснялся приводить в дом своих любовниц в ее присутствии.
— Я не верю этому, — вымолвила Арабелла, тяжело дыша. — Я бы пристрелила своего мужа, если бы он посмел так обращаться со мной. Это неправда. Мой отец не мог так поступить.
— Нет, это правда, и ему было наплевать на чувства своей жены. А ты дочь своего отца, в тебе нет ничего от твоей мягкой, доброй, доверчивой матери. Она знала, знала все, но молчала. Она никогда не пыталась настроить тебя против него.
Арабелла зажала руками уши.
— Не будь такой малодушной. — Он взял ее за руки и дернул их вниз.
— Нет, я не буду тебя слушать! Ты говоришь это нарочно, чтобы оправдать ее в моих глазах. — Но холодок сомнения уже закрался в ее сердце.
Граф смягчился:
— Нет, Арабелла, я ничего не выдумываю. Несколько раз, когда я встречался с твоим отцом в Лондоне и в Лиссабоне, а один раз и в Брюсселе, я развлекался с его очаровательными любовницами. Помню, как он насмехался над своей женой, над ее холодностью и пугливостью. Однажды в порыве откровенности он признался мне: «Веришь ли, мой мальчик, наконец-то я научил эту дурочку доставлять мне удовольствие. У нее это плохо получается — она вырывается и кричит, — но я терпелив. Что поделать, с женой надо быть терпеливым».
— Нет! Он не мог этого сказать. Прошу тебя, Джастин…
— Нет, Белла, это правда. Он был человеком необузданных страстей. Теперь остается только жалеть, что леди Энн пришлось страдать от его характера. Но этот же характер сделал его лидером — солдаты верили ему безоговорочно, ибо он никогда не выказывал страха или сомнения. Он всегда шел вперед там, где любой другой давно бы отступил. — Граф продолжал еще более мягко: — И ты любила своего отца именно за эти качества. Ты уважала его, боготворила. И он любил тебя больше всех на свете, Арабелла. Я бы не хотел, чтобы ты осуждала его или слепо восхищалась им, поскольку он не заслуживает ни того, ни другого. Помню, год назад он сказал мне: «Будь я проклят, Джастин, если сожалею, что у Арабеллы нет братьев. Я бы постоянно сравнивал их с нею, и, клянусь тебе, сравнение было бы наверняка не в их пользу».
Она ничего не сказала на это, но он знал, что она жадно ловит каждое его слово.
— Я хочу, чтобы ты извинилась перед своей матушкой. Она всегда была верна твоему отцу. Более того, она любила, любит и всегда будет любить тебя — ты ее единственная дочь. Она нуждается в твоей поддержке и сочувствии, Белла, а ты так омрачила ее радость. Она заслуживает счастья — она отдала восемнадцать лет своей жизни тебе и человеку, который ее ни во что не ставил. Прошу тебя, Арабелла, попытайся взглянуть на это спокойно, без гнева и боли. Ты сделаешь это?
Арабелла медленно поднялась на ноги и стряхнула травинки с платья. Он тоже поднялся, встал с нею рядом и впился взглядом в ее лицо, стараясь угадать, о чем она сейчас думает. Граф чувствовал в ней перемену, но не был в этом уверен до конца. Может, она думает сейчас о том, что ее собственный брак тоже явился всего лишь сделкой? Он молчал, ожидая, когда она заговорит.
— Уже поздно, — наконец тихо промолвила Арабелла. — Если ты не против, я сяду в седло впереди тебя. Ты пошлешь Джеймса за Люцифером?
Он смотрел на нее, тщетно пытаясь понять, что у нее на уме. А потом, не в силах более сдерживаться, обхватил ладонями ее лицо и поцеловал. Он так давно не целовал ее — ни разу с того дня, как они решили пожениться. Ее губы были мягкими, нежными — такими, какими он их помнил. Господи, как же он хочет ее! Но он должен знать правду во что бы то ни стало. Джастин поднял голову и слегка провел пальцами по ее губам:
94 
