Последние отзывы

  82  

— Мир дому сему! — громко крикнул Пахом, постучал рукоятью плети по верхней ступени. — Есть кто, доброго человека приветить?

Им никто не ответил — но гости все равно вошли, вежливо скинули шапки:

— Вечер добрый, хозяева. Не приютите путников до утра?

— Располагайтесь, коли не побрезгуете, — разрешил седоволосый старик, что пришивал новый рукав к изрядно поношенному тулупу. Был он в плотной рубахе и в валенках, хотя дом дышал щедрым теплом. Хоть дрова татары не унесли, и то спасибо. На полу двое детишек лет по пять стучали молоточками по мочалу, возле печи возилась с надколотым поверху котлом угрюмая крупная девица лет девятнадцами, на печи лежала бабка с морщинистым лицом, в серой кофте, черной юбке и черном платке. Подсунув под голову кулак, она смотрела вперед немигающим взглядом.

— Странная у вас семья, — кашлянул Зверев. — Ты, что ли, хозяином будешь?

— Какая семья, боярин? — горько усмехнулся старик. — Кто от татарского разбоя остался — вот и живем. Поодиночке не перезимовать.

— Как же вы уцелели?

— Свезло. Я в лесу лыко драл, Филона белье полоскать ходила. Да как шум, крики услышала, в бузине сховалась. Детишки тоже по щелям догадались скрыться. А Лукерью просто не взяли. Кому она нужна такая? Как лежала на печи, так и осталась. Хозяином же молодой муж ее был, Филонин. И-иэх… Десяток кур еще басурмане споймать не смогли, да ягненок как-то глаз их миновал. Вот и остались тут мы все… Везучие…

— Пахом, — кивнул холопу Андрей. — Сумки развяжи, сообрази перекусить нам всем. А что, хозяин, государю на разбой учиненный пожаловаться не хочешь? Может, есть чего сказать?

— До Бога высоко, до царя далеко… — начал старик древнюю занудную песню.

Но князь тут же его оборвал:

— Я подмогну — поедешь? Все поедете? Пусть государь сам на слезы ваши глянет. Может, и аукнутся татарам ваши беды. Ну, поедешь?

— Дык, я… — оглянулся на товарищей по несчастью старик. — Я не против.

— Тогда собирайтесь. Завтра поутру заберу вас отсюда. Постоялый двор ближайший где?

— Есть в Бутурлях на Пьянке… Али у Пьяного Перевоза.

— Отчего все пьяное-то?

— Сказывают, как бояре со службы порубежной возвращаются, то пьют зело. Едут вдоль реки. Так к ней название Пьянка и прилепилось.

— Ладно, Пьянка так Пьянка. Завтра на двор постоялый вас отвезу, заплачу, чтобы кормили, пока остальных собираю. Тут окрест есть еще, кто от татар пострадал?

— Проще вспомнить, кто не пострадал! — с готовностью дернул себя за бородку старик и начал перечислять…

Один день ушел на то, чтобы довести несчастных до постоялого двора на Перевозе и условиться с хозяином о том, что тот будет встречать, устраивать и кормить других бедолаг, которых отберет с собой Андрей. Зверев намеревался привезти в первопрестольную сотни три пострадавших — столько клочков пергамента и заставил он надписать содержателя двора. Обрывки с росчерком должны были стать «паролем», доказательством того, что смерд действительно прислан князем, а не намеревается пожировать на халяву.

А дальше — почти две недели сплошной скачки. Андрей обещал вернуться через три недели и очень хотел уложиться в этот срок, всей душой скучая по Людмиле, — но объехать больше ста верст порубежья, да еще петляя от селения к селению, то дальше в мирные места, то ближе к Суре, было не так-то просто. Уже совершенно забыв про список старика, Зверев спешивался на краю очередного селения, заговаривал с первым встречным, напоминая о татарах — и всегда находил кого-то, кто потерял дочь, мужа, отца, брата в тяжкой неволе. Еще жалобно смотрелись увечные, с отрубленными руками, исковерканными лицами, перекошенные из-за плохо сросшихся ребер. Их Андрей тоже отсылал на постоялый двор — а потом поднимался в седло и мчался дальше, через леса, где дороги стремительно зарастали сугробами; через поля и болота, продираясь через кустарник, по почти чистым от снега, продуваемым ветрами холмам и заваленным уже выше колена низинам. День за днем, деревня за деревней, леса, поля, двух-, трехчасовые переходы — новые разговоры и новая дорога.

Пахом, пугаясь близости тревожной границы, заставлял своего воспитанника постоянно носить байдану да еще поверх нее овчинный куяк. И днем носить, и ночью не снимать — а ну в темноте налетят басурмане? Когда одеваться? Меховые беличьи штаны, валенки, стеганый поддоспешник, упомянутый куяк да еще горностаевая длинная епанча на плечах, подшлемник и поверх него лисий треух… В общем, Андрей предпочитал спать на сеновале: в натопленной избе в его одеянии легко было свариться. Одно утешало: Пахом в новеньком, натертом салом юшмане, застегнутом поверх войлочного поддоспешника, неизменно заворачивался в тулуп рядом. Не делал себе скидки дядька, тягал железо на равных.

  82