– Да, – сказал Мотылек, не отрываясь от волка, которому теперь пытался засунуть руку по локоть в пасть. – Один раз я стучал в барабан. Прогонял квисинов. И дверь я закрыл.
– Какую еще дверь? – нахмурилась Ута. – Опять нашкодничал?
– Дверь в небе, – объяснил Мотылек. – А вани прогнать не сумел. И дед умер.
– Что за глупости ты несешь! – рассердилась Ута. – Ступай-ка в сад, не мешай взрослым разговаривать!
– Там темно и комары, – резонно возразил внук.
– Тогда бери одеяло и ложись спать!
– Погодите, – попросил сихан. Тихо сказал, вежливо, но на веранде словно холодным ветром подуло. – Объясни толком – что за вани?
– Вани – это водяной дракон. Такой уродливый, такой огромный! Пасть – во! Он вылез из осоки. Когда я закрыл ту дверь, он мне говорит – я голодный, а я ему – проваливай. Я почти не испугался. Хотел прогнать его именем безымянного, а он не послушался. И дед умер.
– И что, прямо-таки закрыл дверь в небе? – вкрадчиво спросил сихан. – Честно?
– Чтоб мне лопнуть! Дед сначала стал горячим, потом холодным, потом превратился в мертвеца, а потом опять ожил…
– Мотылек, имей ты совесть, – устало сказала бабушка. – Сил нет слушать твое вранье. Не слушайте его, святой учитель. Он болел после смерти шамана, несколько дней бредил, лежал в горячке. Только-только поправился. Я уж себя так казнила – ведь сама отвела внука к святому старцу в тот самый день, когда он помер!
– Да что вы говорите, – прошептал знахарь.
– …собиралась оставить его там до конца дней Голодных Духов – а на следующее утро, спозаранок, гляжу – идут ко мне на двор пастухи и несут моего Мотылька чуть ли не бездыханного… Сказали – сам пришел, через степь бежал один… Такое потрясение для бедного ребенка…
Сихан почти не слушал, думая о своем и задумчиво глядя на мальчика.
– Хочешь прокатиться у волка на спине? – неожиданно предложил он. – Взаправду, до калитки и обратно?
– Хочу! – подскочил Мотылек. – Конечно!
– Давай-ка, Тошнотник, – возьми его, – приказал знахарь волку.
Тот, как будто поняв человеческую речь, встал, осторожно сжал зубами рубашку Мотылька, ловко закинул себе на спину – мальчик и пискнуть не успел – и исчез в темноте за порогом.
– Ваш зверь ему – ничего? – встревожилась Ута.
С улицы долетел удаляющийся заливистый смех.
– Тошнотник прекрасно воспитан, он свое дело знает, – сказал сихан. – Теперь давайте мы с вами, госпожа, приватно побеседуем.
– Ни к чему – я же сказала, гадание не нужно…
– А я и не о гадании говорю.
С этими словами сихан протянул руку к лицу Уты, крепко взял ее за подбородок, приподнял его и заглянул ей в глаза. Женщина отшатнулась, но знахарь уже поймал ее взгляд и смотрел через зрачки, словно в омут сеть забрасывал – глубже, еще глубже – пока не зацепил то, что надо. Ута смотрела ему в глаза, как мышь на змею, не в силах отвести взгляда. А какого они цвета и что в этих глазах, кроме пустоты, она разобрать не могла, потому что видела только два бездонных колодца, два ночных окна, в которых бушует зимняя буря. Через мгновение эта буря ворвалась в ее сознание и разметала там все, растерзала и перемешала мысли в податливую снежную кашу.
– Вы собирались в путешествие, – произнес сихан, не отрывая взгляда и не опуская руки. – Куда?
– В Асадаль, – безжизненным голосом ответила Ута.
– Вы действительно хотели отвезти туда этого мальчика?
– Да.
– Зачем?
– Передать человеку по имени Вольгван Енгон.
– Имперец… – сквозь зубы прошипел Кагеру. – Кто он такой?
– Я не знаю.
– А кто знает?
– Знал шаман. Святой старец еще в том году мне сказал: Ута, если со мной что-то случится, вези мальчика в Асадаль к Енгону.
– Хм. Какое отношение имеет этот тип к вашему внуку?
– Он мне платит за то, что я держу его у себя, – покорно отвечала Ута. – Уже пятый год платит, не скупится.
– Вот оно что… – пробормотал сихан. – Так вы ему не бабушка?
– Нет.
– Угу. Значит, не показалось…
Сихан взглянул на Уту еще пристальнее и придвинулся ближе.
– Кто отец мальчишки? Этот Енгон?
– Не знаю.
– Ну естественно, откуда бы. Кем ему приходился ваш Хару?
– Не знаю.
– Вы знали о том, что сейчас рассказал мальчик? Что случилось ночью в часовне, когда умер старый шаман?
– Нет, не знала.