ФАНТАСТИКА

ДЕТЕКТИВЫ И БОЕВИКИ

ПРОЗА

ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ

ПРИКЛЮЧЕНИЯ

ДЕТСКИЕ КНИГИ

ПОЭЗИЯ, ДРАМАТУРГИЯ

НАУКА, ОБРАЗОВАНИЕ

ДОКУМЕНТАЛЬНОЕ

СПРАВОЧНИКИ

ЮМОР

ДОМ, СЕМЬЯ

РЕЛИГИЯ

ДЕЛОВАЯ ЛИТЕРАТУРА

Последние отзывы

Слепая страсть

Лёгкий, бездумный, без интриг, довольно предсказуемый. Стать не интересно. -5 >>>>>

Жажда золота

Очень понравился роман!!!! Никаких тупых героинь и самодовольных, напыщенных героев! Реально,... >>>>>

Невеста по завещанию

Бред сивой кобылы. Я поначалу не поняла, что за храмы, жрецы, странные пояснения про одежду, намеки на средневековье... >>>>>

Лик огня

Бредовый бред. С каждым разом серия всё тухлее. -5 >>>>>

Угрозы любви

Ггероиня настолько тупая, иногда даже складывается впечатление, что она просто умственно отсталая Особенно,... >>>>>




  47  

— Ты уверена, что он низкокалорийный? — поинтересовался он у своей жены Дороти, наводившей порядок в холодильнике.

— Я его принесла из «Здорового сердца», — сообщила она. Ее голос слегка приглушала дверца холодильника. — Он не повышенной калорийности.

— Это если съешь одну порцию. А если ты вдруг поймешь, что тебе страстно хочется вторую?

— Вторую нельзя. — Дороти была уверена, что обладает неисчерпаемыми запасами здравого смысла. Эта кладовая верой и правдой служила ей все те годы, пока она работала медсестрой, и столь же исправно служила ей, когда она стала женой психиатра. — Если ты возьмешь еще одну порцию, ты просто дискредитируешь саму цель — снижение потребления калорий.

— Я посвятил жизнь упусканию главного и дискредитации целей. Не понимаю, зачем мне в данном случае делать исключение.

Белл проглотил остатки чая. Чай был холодный, но температура этого напитка была для него не принципиальна. Чай хорош во всех видах. Некоторые британские привычки очень живучи.

— Я нашла совершенно очаровательный коттеджик возле Ноттингема, — сообщила Дороти. — Положила фотографию тебе на стол. Думаю, вряд ли ты на нее посмотрел.

— Увы. Я снова тебя разочаровал.

— Фредерик, неужели так трудно просто посмотреть на фотографию?

— Не знаю. Видимо, мне претит сама идея поселиться в Англии, выйдя на пенсию.

— Мы же это обсуждали. И вроде бы согласились, что мы оба будем счастливее всего именно там. Замечательный домик, недалеко от реки Трент. Ты всегда говорил, что хочешь жить у воды, когда уйдешь на покой.

— Героические личности никогда не уходят на покой. Это не в нашей натуре.

— Но когда-нибудь тебе придется, а я не хочу, чтобы ты слонялся по дому в эти бесконечные канадские зимы.

— Англия чертовски дорогая. И курс фунта заоблачно высокий.

— Недавно он сильно снизился. Мы можем себе позволить этот домик, и он такой милый.

Насколько было известно Беллу, это был единственный вопрос, в котором здравый смысл изменял Дороти. Здесь, в Канаде, у них был огромный дом, почти особняк. Но в Англии даже скромные домишки стоят почти полмиллиона фунтов. У Дороти явно преувеличенные представления о заработках здешних психиатров. Они же не в Штатах живут. Ну ладно, ей просто нравится разглядывать всякие коттеджики и садики, ничего страшного, пусть помечтает.

Белл поставил на разделочный стол свою тарелку и чашку, после чего ущипнул супругу за мягкое место пониже спины.

Дороти повернулась и слегка шлепнула его по запястью.

— Не начинай сейчас. Середина дня.

— Я вовсе и не думал. Через пять минут ко мне явится пациент. Я должен накопить в себе побольше gravitas. [27]

— Ну разумеется. Нельзя забывать про gravitas. Что бы мы без нее делали?

Давным-давно, еще в Лондоне, на заре их совместной жизни, Белл и его жена то и дело срывали друг с друга одежду. Но с годами их сексуальная жизнь приобрела более рутинный характер, что вполне устраивало Белла. Они любили друг друга, заботились друг о друге, больше ему ничего не требовалось. Разумеется, Дороти была не его уровня: не такая уж блестящая, даже не врач, — но с ней было хорошо. И она по-прежнему неплохо выглядела, даже в пятьдесят с лишним. У нее было тонкое лицо, а такие лица хорошо переносят старость; ее стройная фигура могла бы принадлежать более молодой женщине.

Белл вымыл руки в ванной на первом этаже. Ссутулившись, он открыл дверь, отделявшую кухню от коридора-приемной и его кабинета. Молодая женщина со светлыми волосами, остро нуждавшимися в шампуне, сидела на скамье в приемной. Другие пациенты листали бы «Нью-йоркер» или забавлялись с айподом, но эта женщина просто, нахохлившись, сидела в своем пальто, сложив руки на груди. Это была Мелани, восемнадцати лет от роду, воплощенное несчастье.

— Привет, Мелани, — сказал ей Белл.

— Привет.

Даже в одном этом слове он мог уловить заторможенность, внутреннюю неповоротливость, говорившую о тех колоссальных усилиях, которые были затрачены на то, чтобы выговорить эти два слога. И сразу же в помещении возник некто третий — депрессия. Белл воображал ее — или скорее уж его — безмолвной фигурой, некой невидимой для пациента Сущностью, в маске и капюшоне. Иногда Белл видел себя кем-то вроде старого священника из «Экзорциста», [28] обреченного вечно сражаться с неубиваемым злом.


  47