19 
— Если до темноты не доберемся, — повернул голову к старцу Олег, — остановимся там, где окажемся. Всему должна быть мера.
Вместо ответа Сварослав вытянул вперед посох. Середин вгляделся в указанном направлении и неожиданно различил над тонкой нитью, разделяющей белую землю и белесое небо, некий остроконечный силуэт.
— Горы?
— Дюн-Хор, — одними губами прошептал волхв.
Река повернула в очередной раз — и на берету, по обе стороны от протоки, обнаружились две высокие, метра по три, каменные бабы. Время стерло с них черты лица, формы рук и ног — но ясно различимые головы над массивными плечами и выпирающий вперед животик доказывали, что перед путниками возвышаются рукотворные памятники.
— Дальние врата… — Старик слез с коня, со стонами разминая затекшие ноги, степенно опустился на колени и поцеловал снег.
Олег примеру волхва решил не следовать — этих богов он не знал и за помощью к ним никогда не обращался. Правда, короткой передышкой ведун все-таки воспользовался, надев подсохшую рубаху, душегрейку и косуху. Подумал — и снова накинул поверх всего этого налатник: мороз вокруг царит лютый, а пар костей не ломит.
Дальше река петляла уже между взгорками, закрывающими обзор, а потому каждая новая верста являла новые открытия. Вот за очередным поворотом предстали глазу многочисленные каменные уступы — невысокие, но идеально ровные, словно специально обточенные и отполированные. Вот появилась череда разлапистых толстенных дубов с широкими гнездами, сплетенными из крупного хвороста. Что за птицы сооружали подобные жилища, понять было невозможно — сейчас на гнездах покоились только снежные шапки. Однако Олег заподозрил, что существа эти почти наверняка хищные и в то же время священные. Хищные потому, что травоядные пичуги, клюющие зернышки, почки и ягодки, — обычно некрупные, этакое гнездовье им ни к чему. А священные — поскольку сами по себе дубы такими развесистыми не растут, какой-то добрый человек должен был подпилить всем дубам макушки, вынуждая разрастаться удобными для гнезд развилками.
Рассматривая могучие стволы, Олег как-то упустил две такие же коричневые и кряжистые фигуры, а потому остановка волхва и его очередной поклон застали его врасплох.
— Средние врата, — коснулся снега лбом Сварослав.
Только после этого Середин различил в присыпанных белым пухом высоких пнях глядящие из горизонтальной прорези шлема суровые глаза, массивную длань, лежащую на рукояти меча, и прислоненный к ногам круглый щит.
— Волхв, — негромко поинтересовался Олег, — а почему эти… врата выглядят более новыми, чем первые?
— Первыми остановились эти, — указал на воинов Сварослав. — Однако же они стражи. Хранители межи. Матери — дарители жизни. Коли соскоблить с них щепоть камня и в снедь добавить али к больному месту прикласть, любой недуг уходит, мор отступает. Оскоблили смертные богинь. Бо века стоят.
— Понятно… — Середин придержал коней, вглядываясь в истуканов.
И плечи вроде неширокие, и угрожающего ничего нет — только спокойствие. Меч в ножнах, щит на земле, ноги расслаблены. Но тем не менее в воинах угадывалась такая уверенность в своих силах, такая монументальная несокрушимость…
— Эх, придут сюда скоро люди с символами смерти, — с тоской прошептал Олег. — Опрокинут баб, расколют памятники, поставят новые молельни… Тыщу лет спустя новые освободители явятся, пожгут молельни, посрубают дубы на сваи для шлюзов и каналов, увезут остатки баб в музеи, рассыплют пирамиды по мелким камушкам… И останется земля пустой и дикой, словно и не жили здесь люди, а только волки дикие бродили. Прогресс называется. Цывылызация… И-э-эх!
Ведун пнул гнедую пятками, рассчитывая пустить вскачь, но та лишь недовольно хрюкнула и качнула головой. Полуторасуточный переход отнял у нее все силы. Середин понял, что еще два-три часа пути, пусть даже шагом — и кобыла просто упадет.
— Волхв, долго нам еще? — крикнул Олег и запнулся. Позади остались последние, спящие под зимним покрывалом, дубы, и путникам открылась высокая, метров семидесяти, скала, на которой отпечатался, вскинув руки, повернув голову и широко расставив ноги, человек тридцатиметрового роста. Четкий черный отпечаток на светло-коричневом камне. Натуральный негатив. — Это третьи врата?
— Это Куйва,[3] ведун, — степенно кивнул старик. — Тот самый…
19 
