Последние отзывы

  54  

— Я принимаю тебя всерьез. Ее исчезновение я тоже принимаю всерьез. Всю свою жизнь, да и твою в придачу, я принимаю всерьез. Бабочка меня убедила.

— Что будем делать?

— Все, что необходимо. Будем искать информацию, переворачивать каждый камень. Зверя сперва долго выжидают, потом потихоньку выслеживают, и лишь потом гонт. Сделаем все, что можно. Но сначала пусть твою ногу посмотрят врачи.

Им пришлось ждать перевязки около часа. Уже на выходе их встретил Стефан. Теперь Линда разглядела его как следует — короткая стрижка, голубые глаза.

— Я сказал, что ты страдаешь куриной слепотой, — весело сообщил он, — поэтому в темноте можешь забрести куда угодно. Хватит и такого объяснения.

— Я видела в доме мужчину, — сказала Линда.

— Генриетта Вестин сказала, что к ней обратились с предложением написать музыку к драме в стихах. Выглядит вполне убедительно.

Линда надела куртку. Зря она накричала на отца. Крик — признак слабости. Никогда не кричать, всегда сохранять самообладание. Но она вела себя довольно глупо, поэтому у нее и появилась потребность реагировать на глупости других. И все равно она чувствовала облегчение. Наконец-то он признал, что Анна и в самом деле пропала, что ее исчезновение — вовсе не плод воображения. Бабочка его, видите ли, убедила. Ногу нестерпимо ломило.

— Стефан отвезет тебя домой. У меня еще есть дела.

Линда зашла в туалет и причесалась. Стефан ждал ее в коридоре. На нем была черная кожаная куртка, одна щека плохо выбрита. Это ей не понравилось. Она терпеть не могла неряшливо побритых мужчин. Он зашел со стороны больной ноги:

— Как ты себя чувствуешь?

— А как ты думаешь?

— Думаю, что болит. Я знаю, что это такое.

— Что — это?

— Когда болит.

— Ты попадал в медвежий капкан?

— Тебе, слава богу, попался лисий, а не медвежий. Но я и в лисий не попадал.

— Тогда откуда тебе знать?

Он открыл перед ней дверь. Ее по-прежнему почему-то раздражала его небритая щека. Они молчали. Стефан был, судя по всему, не из тех, кто любит поболтать. Это сразу бросалось в глаза в школе полиции, подумала Линда. Было племя болтливых и племя немых, были такие, кто смеялся по любому поводу, и такие, что своим молчанием убивали любую шутку. Но большинство все-таки принадлежало к болтунам, незнакомых с искусством держать рот на замке.

Они вышли через служебную дверь позади больницы. Стефан показал на ржавый «форд». Они подошли к машине. Не успел он вставить ключ в замок, откуда-то появился водитель «скорой» и начал ему выговаривать, что он поставил машину так, что «скорой помощи» никак не подъехать к дверям.

— Я должен забрать раненого офицера полиции, — сказал Стефан и показал на Линду.

Санитар кивнул и отошел. Линда тут же почувствовала, что невидимый мундир сидит на ней идеально. Она с трудом забралась на переднее сиденье.

— Твой отец сказал — Мариагатан. А где это?

Линда объяснила. В машине чем-то сильно пахло.

— Краска, — ответил Стефан на ее молчаливый вопрос. — Ремонтирую дом в Кникарпе.

Они свернули на Мариагатан. Линда указала на подъезд. Он вышел из машины и открыл ей дверь.

— Увидимся, — сказал он. — У меня был рак. Я знаю, что это такое — когда болит.

Линда проводила его взглядом и вспомнила, что даже не спросила его фамилию.

Поднявшись в квартиру, она вдруг поняла, что очень устала. Она уже собиралась лечь на диван, как зазвонил телефон.

— Я слышал, что ты уже дома.

— Как его зовут, этого парня, что меня отвозил?

— Стефан.

— А фамилии у него нет?

— Линдман.^[15] Он из Буроса, как мне кажется. Или из Шовде. Отдыхай.

— Я хочу знать, что сказала Генриетта. Ты ведь с ней уже поговорил?

— У меня сейчас нет времени.

— Найди. Только самое важное.

— Погоди немного.

Его голос исчез. Линда догадалась, что он на выходе из полиции. Хлопали двери, звонили телефоны, то и дело слышался звук отъезжающих машин. Он снова взял трубку, чувствовалось, что ему и в самом деле некогда.

— Очень коротко. Иногда я мечтаю, чтобы стенография существовала не только для слов, но и для интонаций. Генриетта сказала, что ей неизвестно, где Анна. Она не появлялась и не звонила, однако и никаких признаков, что дочь в депрессии, она не заметила. Анна ничего не говорила об отце, но Генриетта настаивает, что это у Анны навязчивая идея — она все время встречает отца на улице. Тут, как говорится, ее слова против твоих. Никаких зацепок она нам не дала. И она ничего не знает о Биргитте Медберг. В общем, мало что сдвинулось.

  54