— Не твое дело, жалкий эмо-чмошник, тебе вообще меня не понять!
— Я не эмо!
— Ха! Ты себя в зеркале-то видел?
— Ах ты сволочь! — взорвался Эгор. — Неделю назад я бегал по свету веселым, молодым и живым, но ты, гад, плеснул мне огнем в лицо, и теперь я мертвый мститель. И пришел я не за твоей подружкой, а за твоей трусливой душонкой, которую ты прятал за арафаткой.
— Ты тот парень? — Блондин встал, аккуратно уложив мертвую подругу на тротуар. — Егор Трушин? Я не хотел тебя убивать. Ты сам нарвался. Я ждал, что ты придешь, но не думал, что в таком виде. Я не боюсь тебя и не раскаиваюсь, но мне правда жаль, очень жаль тебя.
— Смешно слушать твою дешевую ложь. Я все равно убью тебя, но сначала хочу знать, что случилось с твоей девчонкой.
Белобрысый молчал, было видно, что в нем борются противоречивые чувства, но желание поделиться мучившей его болью все-таки победило. Когда он заговорил, голос его был тихим и грустным.
— Я никому еще этого не рассказывал. Мы встречались до армии, но я ей ничего не обещал, не знаю, чего она там себе напридумывала. У меня были еще подружки. Другие. И после армии я собирался отжигать по полной, а она присылала мне письма: про вечную любовь до гроба, что без меня ей свет не мил, что она считает каждую секунду до встречи и не отпустит меня ни на миг. Я испугался полного рабства… Я облажался, Егор. Я хотел еще немного погулять и не понимал, как сильно я ее люблю. Взял паузу, хотел подумать, собраться с мыслями. Ну и до дембеля оставалась всего пара месяцев. Не хотелось из-под армейского сапога попадать сразу под женский каблук. И если бы я знал тогда, что творится в ее душе. Она ждала моих писем два месяца, а раньше я писал ей через день.
А потом она оделась во все белое и спрыгнула с крыши. За день до моего возвращения. Оставила мне записку: «Мир без тебя ничто, и меня без тебя нет, не буду тебе мешать, уходя, выключаю свет». Себя убила и меня убила. Я же эти два месяца, пока не писал, все думал, думал и решил ей предложение сделать. Понял, что она мне дороже свободы. Да только поздно.
— Грустная история. Только при чем здесь эмо и за что ты меня убил?
— Да не хотел я тебя убивать. Да и эмо этих поганых я тоже убивать не собирался. Сказали мне друзья, с кем Светка моя тусовалась, посмотрел я в Интернете картинки эмовские, лозунги всякие и понял, кто ей мозги набекрень свернул. Розово-черная зараза, суицидные подпевалы.
— Понятно. Ты со своими чувствами слишком долго разбирался, а виноваты эмо, давай их валить.
— Не валил я никого. Это профилактика, пойми. Мы запугиваем девок, чтобы они уходили из этой депресухи суицидальной, а ты просто под руку попался. Я сейчас весь мир ненавижу. Если бы у меня на дороге тогда лучший друг встал, я бы и его…
— Ненависть тебя ослепила. — Эгор осекся. — Кстати, как тебя зовут?
— Виктор, — угрюмо сказал блондин, опасаясь, что странный эмо сейчас протянет руку.
— Победитель, значит. Ладно. Я, Виктор, как ни странно это прозвучит, по поводу ненависти понимаю тебя в данный момент, как никто не поймет. Это она, голубушка, меня сюда привела. И вот что я хочу тебе сказать. Если б я знал точно, что после того, как я тебя убью, ты попадешь к своей Светке, я бы тебя убил, хотя это уже не месть, а подгон какой-то получился бы. Но убивать я тебя не буду, у меня про тебя сейчас другая идея появилась.
— Убивать он меня не будет. Идея у него. Ты сначала попробуй. Пока 1:0 в мою пользу.
— Не понтуйся, красавчик. Я ведь не Егор, я теперь совсем другая птица.
И, сам поверив в свою мощь, он резко обернулся и обрушил здание на противоположной стороне улицы взглядом-молнией. Когда грохот утих и пыль осела, он сказал притихшему Виктору, заслонившему руками труп подруги.
— Достаточно? И это в твоем сне, парень! Ты спишь, поверь мне, но когда ты проснешься, ты будешь помнить мои слова. Твоя Светка всю твою жизнь будет рядом с тобой, это я знаю точно. И ты никогда не сможешь увидеть ее или почувствовать, но она всегда будет рядом. И единственное, что ты теперь можешь сделать для нее, это быть счастливым по мере возможности. Сложно теперь тебе будет, но ты уж постарайся. И вот еще что, услуга за услугу. Ты говоришь — я каждую ночь на крышу прихожу, когда ты там со Светкой сидишь и прощения просишь?
— Да, именно так. Только я не прощения прошу, а в любви объясняюсь. Ты выходишь, и она падает. А я просыпаюсь…
— Ну да, тридцать ненаписанных писем ей читаешь. Так вот, Витя. Fie буду я больше в твоем сне появляться. Слово даю, хоть и не знаю, как раньше тут оказывался. Больше не буду. Но с одним условием.