Особенно,... 
117 
Лоусон дружески сжал его плечо:
— Я вот что тебе скажу: если кто-то из Стратклайда спросит тебя, отвечай, что был со мной.
Робин потрясенно поднял на него глаза:
— Ты ради меня солжешь?
— Нам придется лгать обоим. Потому что мы оба знаем, что ты не имеешь отношения к смерти Дэйви Керра. Посмотри на это так: мы просто сэкономим время следователей. Они не станут тратить силы и энергию на то, чтобы заниматься тобой, когда им нужно разыскивать убийцу.
Робин неохотно кивнул:
— Полагаю, что так. Но…
— Робин, ты хороший коп. Ты — хороший человек. Иначе я не взял бы тебя в свой отдел. Я в тебя верю и не хочу, чтобы твое доброе имя вываляли в грязи.
— Спасибо, сэр. Я ценю ваше доверие.
— Не стоит благодарности. Давай просто условимся, что я заглянул к тебе вчера и мы выпили по паре пива и сыграли несколько партий в покер. Ты выиграл у меня двадцать фунтов. Я ушел около одиннадцати. Как это тебе?
— Годится.
Лоусон улыбнулся, чокнулся кружкой с кружкой Робина и пошел к себе. Он был убежден, что это и отличает лидера: умение сообразить, что нужно твоим подчиненным, и дать им это раньше, чем они сообразят, что им это нужно.
Тем же вечером Алекс снова пустился в дорогу. Он снова ехал в Глазго. Отдохнув на скамейке, он все-таки попал домой, а там телефон трезвонил так, что чуть не срывался со стола. Он поговорил с обеими парами дедушек и бабушек. Его родители были даже несколько смущены своей радостью в свете того, что случилось в Глазго. Мать и отец Линн что-то невнятно бормотали, потрясенные ужасной смертью единственного сына. Они еще не могли найти утешения в рождении первой внучки. Известие, что у Линн начались преждевременные роды, лишь усугубило их страх. Эти два телефонных разговора окончательно добили Алекса. Он послал краткие сообщения друзьям и сотрудникам о рождении Дэвины, а затем отключил телефон и свалился на кровать.
Когда он проснулся, то не мог поверить, что проспал только три часа. Он чувствовал себя бодрым, будто и не провел на ногах почти сутки. Приняв душ и побрившись, он на ходу схватил сэндвич и цифровой фотоаппарат и вновь помчался в Эдинбург. Линн он нашел в палате новорожденных. Она сидела в кресле на колесиках и со счастливым видом любовалась дочкой.
— Разве она не красавица? — тут же требовательно спросила она.
— Разумеется, красавица. Тебе уже давали ее подержать?
— Лучший момент в моей жизни! Но, Алекс, она такая крохотная. Держишь, будто воздух. — Линн с тревогой глянула на него. — Ведь она окрепнет? Правда?
— Конечно. Все Джилби — борцы. — Они взялись за руки и долго смотрели на младенца, страстно желая, чтобы Алекс оказался прав.
Линн озабоченно заглянула ему в глаза:
— Мне так стыдно, Алекс. Мой брат умер, а я могу думать лишь о том, как я люблю Дэвину, как она мне дорога.
— Я понимаю, что именно ты чувствуешь. Меня переполняет счастье, а потом я вдруг вспоминаю, что случилось с Бриллом, и словно падаю с размаху на землю. Я не знаю, как мы все это выдержим.
К концу дня Алексу тоже дали подержать в руках дочку. Он сделал кучу снимков, чтобы похвастаться перед родителями. Адам и Шейла Керр не могли осилить поездку в роддом, и само их отсутствие напомнило Алексу, что сейчас не время предаваться новообретенным радостям отцовства. Когда Линн принесли ужин, он поднялся на ноги.
— Мне нужно вернуться в Глазго, — сказал он. — Я должен удостовериться, что у Элен все в порядке.
— Ты не обязан принимать на себя эту ответственность, — возразила Линн.
— Знаю. Но она нам позвонила, когда случилась беда, — напомнил он ей. — Ее родные далеко. Ей может понадобиться какая-то помощь в организации… Кроме того, я в долгу перед Бриллом. Последние годы я не был ему хорошим другом, и этого я возместить не могу, но он — часть моей жизни.
Линн подняла на него грустные глаза, печально улыбнулась. Слезы заблестели на ее щеках.
— Бедный Брилл. Я все думаю, как страшно было ему в самом конце. Умереть, не имея возможности помириться с теми, кого любишь… А что касается Элен, я вообще не могу себе представить, каково ей. Когда я думаю о том, что чувствовала бы, если б что-то случилось с тобой или Дэвиной…
— Со мной ничего не случится. И с Дэвиной тоже, — сказал Алекс. — Я тебе обещаю.
Он думал об этом своем обещании, покрывая мили между радостью и горем. Все происшедшее в последние дни совершенно его ошеломило, но он не мог позволить себе рухнуть. Слишком многое теперь от него зависело.
117 
