Особенно,... 
55 
— Извините ребята, — покачал Олег головой. — Но я тоже жить хочу. Так получилось…
Купец придерживал на дороге коней, опасливо оглядываясь на место схватки, и ведун, закрыв всем трем мертвецам глаза, направился к нему.
— Ну как? — спросил толстяк, облизнув пухлые губы. — Все кончено?
— Да, — кивнул Середин. — А чего это с петухом?
— Да я так подумал, — пожал купец плечами, — что он нам теперь и не нужен. Вот и прибил. Супчик свеженький на привале сварим.
— Тоже верно, — опять кивнул Олег. — Так что, поехали, Глеб Микитич?
— Поехали, — согласился толстяк и повернулся к коню, запихивая ногу в стремя.
В этот момент ведун его и ударил — окантовкой щита в затылок. После чего отошел к своему чалому и приторочил щит возле седла.
— Дурак ты, василиск, — сообщил он, развязывая сумку и доставая оттуда торбу. — Полный дурак, хотя и воображаешь себя умным. Ну, кто из нормальных людей станет петуха мечом закалывать? Ты бы его из клетки вынул, аккуратно шею свернул. Тогда поверить еще можно, хотя все равно странно. А так…
Середин нашел ремешок, видимо, взятый на случай ремонта упряжи, связал толстяку руки за спиной, потом надел ему на голову плотную полотняную торбу и старательно обмотал края вокруг шеи, следя только, чтобы пленник не задохнулся.
— Впрочем, меня бы ты все одно не обманул, — добавил Олег. — У меня через твое нутро колдовское скоро волдырь на запястье вздуется.
В заключение он перевернул купца на живот, привязал его руки к поводьям чалого скакуна, а коню старательно смотал ноги.
— Теперь точно не уйдет, — удовлетворенно кивнул Середин, после чего остальных коней повел в поле.
Он провозился почти полдня: погибших нужно было поднять на лошадей, закрепить поперек седел, отвезти в оставшуюся позади деревню, занести в одну из пустующих изб. В одиночку все это было очень тяжело — однако бросить мертвых людей валяться так, словно дохлых крыс, он не мог. Разложив покойников по лавкам, Олег, по примеру Глеба Микитича, нашел бурдюк с каким-то хмельным напитком, отпил сколько смог, остальное вылил на пол, кинул туда же бурдюк, попросил Мару быть милостивой к умершим и, стряхнув с печи сухое тряпье, чиркнул зажигалкой.
Затем, на улице, он дождался, пока пламя пробьет крышу и взметнется к облакам. Вообще-то, в эти минуты взмывающие вверх души мертвых должны подхватывать жаворонки и уносить в царство Мары, но и здесь василиск устроил своим жертвам подлянку: ни одной птицы над погребальным костром так и не появилось.
— Ну, ребята, — поклонился напоследок Олег, — вы уж простите, коли что не так. Какую смог, такую тризну и устроил. Да будут вам небеса пухом.
Оставленный на дороге толстяк, само собой, попытался удрать: он притоптывал на месте, натягивая поводья, но коняга со спутанными ногами мог передвигаться только еле-еле — черепаха обгонит. Услышав топот, купец замотал под мешком головой. Середин, спешившись и подойдя, расстегнул на нем ремень, развязал веревку штанов, сильным рывком сдернул их вниз.
— Ты чего делаешь?! — взвыл толстяк.
— Глеб Микитич, в теле которого ты сидишь, хороший мужик. — спокойно пояснил Олег, по очереди освобождая штанины. — Не хочу, чтобы ты ему портки испортил, пока мы до Белоозера доедем.
— Так это я — Глеб Микитич!
— Ага, — рассмеялся ведун. — А я — князь Александр Невский. Ты, василиск, голову морочь соратникам по работе. А моя специальность — таких, как ты, со свету сживать. Так что не рыпайся, не поможет.
— Мешок хоть сними, душно!
— Чтобы ты новую жертву высмотреть себе смог? — Середин покачал в руке хозяйский ремень, а потом размахнулся и со всей силы стеганул им по голой заднице.
— А-а! — подпрыгнул толстяк. — Ты чего?!
— Так Микитич все едино ничего не чувствует. Ты ведь его в теле задавил. А тебе полезно. И запомни, тварь: коли мне хоть чего-нибудь в поведении лошадей подозрительным покажется, драть стану тебя, как Сидорову козу. Так что не балуй… — Олег распутал коню ноги, отвязал поводья. Подвел пленника к седлу: — Давай, садись верхом.
— Не могу.
— А ремнем по розовой попке?
— Ну, смертный, я тебе это навечно запомню!
— Ну, вот и проговорился, друг сердечный, — рассмеялся Олег. — Давай, поднимайся. Не станешь дурить, не схлопочешь лишних неприятностей.
— Я чую твой запах, смертный!
— Ты его запомни получше, тварь, — посоветовал Середин, помогая пленнику забраться в седло. — Для вас всех это запах смерти… Кстати, откуда ты здесь взялся, в русских болотах? Василиски ведь в пустынях живут!
55 
